Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы Й С М Ы С Л
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Соломона Воложина
28.11.2019 |
|
26.11.2019 |
Я оскорблён Наверно, чтоб было понятно, чем я оскорблён, надо ввести в курс дела, что собой представляю я. Я в отрочестве проявлял две склонности: к рисованию и к школьным дисциплинам, соответствующим точным наукам. В 10 лет маме предложили меня отдать в школу-интернат при Академии художеств СССР, а в 10-м классе я занял третье место на республиканской (Литовской) физической олимпиаде. – Это – чтоб задать тон объективности. К рисованию я постепенно остывал, а наука меня пленяла тайнами природы и мощью и доказательностью их раскрытия наукой. Искусствоведение никак не преподавали в обычной школе, а искусствоведы отчаянно темнили в своих писаниях о живописи. К тому же цензура была в стране. Я поклялся себе: когда стану на ноги, узнаю, почему именно Леонардо да Винчи считают гениальным живописцем. Я стал на ноги, самообразовался и вступил в бой на своём уровне с мутью искусствоведов. Соединил два своих отроческих пристрастия. И тайна есть в каждом произведении настоящего искусства и счастье мне дано уметь раскрыть её с помощью собранных с миру по нитке приёмов. К сожалению параллельно с моим становлением и вне моего кругозора росли художники актуального искусства. Они тоже усвоили, что в художественном произведении обязательно есть тайна. Но не та социальная антицензурная сокрытость, что была в русской живописи 19 столетия – у передвижников – и которую все, в общем, понимали: она против общественного и государственного строя направлена, против капитализма и царизма. Тайна та была не тайна, а намёк, иносказание, вплоть до скрытой публицистики – собственно, вряд ли большим искусством это можно было считать. Хоть называлось это критическим реализмом – одним из стилей, в котором исполнялись произведения большого искусства. И передвижники считались врагами академизма, который закоснел в натуроподобии, с социальностью соотносясь только лоском, присущим высшим классам. Советская власть в своём объективном перерождении в процессе подготовки так и не побеждённого революцией мещанства к переходу обратно в капитализм из лжесоциализма, поддерживала лживость якобы продолжающегося критического реализма, назвав его социалистическим реализмом, борющимся за построение коммунизма (тем, мол, борющимся, что открывает прогрессивные ростки в социуме на пути к коммунизму). Над этим стоило издеваться. Даже и после реставрации капитализма в России, ибо вскоре после реставрации началась духовная реакция против неё. Всё больше народ стал ностальгировать по СССР. И этот народ имело смысл кусать художникам современного искусства. Да так, чтоб привыкшая к передвижнической живописи 19 столетия и ему подобного социалистического реализма масса была уязвлена в своих лучших чувствах к тем произведениям. Вы любили Шишкина – нате вам фигу в кармане. Дубосарский. Виноградов. Мишки. 2008. Продвинутая девушка с ужасом отворачивается от той пошлости-де, какою восхищались её дедушки и бабушки. Так чем я оскорблён? Я человек особый стал, самообразовавшись и нападая на записных искусствоведов-баламутов. Знаете, как говорили про талантливого мальчика, хорошо умеющего рисовать? – Бог поцеловал. А пишут, что художников в старину называли убогими (у Бога). Они как бы непосредственно от Бога черпают своё умение сделать так, что людей пронзает до глубины души их творение. У меня вместо Бога – подсознательный идеал. Подсознание же могущественно. Как бы равно Богу. Оно всё-всё предусмотрит и рука художника сделает, что надо, даже без ведома его сознания. Подсознательность я почерпнул из психологической теории художественности по Выготскому. Он написал свою “Психологию искусства” в 1925 году. Но опубликовать не рискнул. За подсознательное можно было поплатиться работой, а может, и жизнью. Её опубликовали только 40 лет спустя. На примерах вроде столкновения красоты Стрекозы и трудолюбия Муравья он обнаружил у людей рождение третьего переживания. В его книге можно вычитать, что он его подсознательным считал. Будучи привержен научности (а какая может быть научность касательно подсознательного?!), он не рискнул его, этого третьего переживания, словесно-содержательно описывать для каждого из разобранных им художественных произведений, но акту такому название дал – последействие искусства. Можно понимать, что оно адекватным бывает у учёных (искусствоведов, литературоведов) и у редких чутких людей со вкусом. Все остальные только смутно взволновываются, а за что им нравится, верно выразить не в состоянии. Выготский не мог так прямо высказаться, как теперь это можно: неприкладное искусство обеспечивает общение подсознаний автора и восприемников. Он только один раз не выдержал и для готического собора дал словами содержание того третьего переживания, которое рождается от противочувствий, а осознаётся в акте последействия искусства: "Нам кажется замечательным тот факт, что художник заставляет камень принимать растительные формы, ветвиться, передавать лист и розу; нам кажется удивительным и то, что в готическом храме, где ощущение массивности материала доведено до максимума, художник дает торжествующую вертикаль и добивается того поразительного эффекта, что храм весь стремится кверху, весь изображает порыв и полет ввысь и самая легкость, воздушность и прозрачность, которую архитектурное искусство извлекает в готике из тяжелого и косного камня, кажется лучшим подтверждением этой мысли [плодотворности столкновения противочувствий]" (http://vygotsky.narod.ru/vygotsky_psy_iskustav_10.htm). (Скажете, собор ведь – прикладное искусстве, к вере приложено. – В исключительных случаях и прикладное по прямой невыраженности возвышается до уровня неприкладного: ни толщина стен, ни ажурность окон не выражают сами по себе порыв к Богу. Прямого выражения нет и в любом образе, а не только в “текстовом” противоречии. – Это вторая причина непубликования Выготским своей книги. В прикладном искусстве образы рождаются осознаваемо. Монотонность – от чёткого желания усыпить ребёнка колыбельной, сравнение девушки с розой, а лирического героя с соловьём – от вживания в себя влюблённого когда-то – в сочинении любовной песни. А немцы такое звукосочетание придали слову молния – blitz. Так от осознаваемой цели рождаются понятные образы. И только от подсознательного идеала – ну совершенно неожиданные и даже недопонятные. Например, алогизм “О милом, радостном и скорбном старины” у Жуковского в “Невыразимом”. Логика есть, если только начинаешь вдумываться: речь идет не о старине, а о восприятии, для которого мила любая старина. Но в простом восприятии логика стушевывается. Алогичное прямо навевает невыразимое – чувство. Что и выражается – чувство пессимизма и меланхолии прекраснодушного мечтателя, бегущего во внутреннюю жизнь от мерзкой действительности. Не то, чтоб Жуковский забыл о своей несчастной любви, но она исчезла из его изменённого сознания, когда он впал во вдохновенное состояние самовыражения лишенца. Книга Выготского об образности молчала.) Вооружённый понятием следов подсознательного идеала как признака художественности, я смог самого Шишкина оправдать (см. http://art-otkrytie.narod.ru/shishkin2.htm). Ибо что такое реализм? – Это чуяние того социального, которого ещё никто не чует. Идеал – прелесть подсознательного знания истины. Все, кто прогрессивен (передвижники в первую очередь), жалели народ, без земли освобождённый от крепостного права, а Шишкин чуял, наоборот, его могущество (начался бурный рост его численности, и Шишкин это как-то чуял). Народ же своим подсознанием чуял подсознание Шишкина и потому его любил. Тот народ, которому передвижники возили и показывали свои передвижные выставки. Да и советский народ рос численно, когда у всех почти стала в квартире висеть репродукция “Утро в сосновом лесу”. (У меня она лежала скрученная в рулоне вместе с другими любимыми репродукциями. Сознанием мне нравилось, что как живое нарисовано, а подсознанием – как могуч народ, к которому я принадлежу.) Вы посмотрите в указанной ссылке на фрагменты картины, названные мною “Золото и безграничье”. И сравните их с подобными местами из картины “Мишки”, нарочито халтурно нарисованными. И вы поймёте, почему я оскорблён. Оскорблён в лучших чувствах к своему народу. Которого вышучивают за его (осознаваемую) любовь к тому, что нарисованное, как живое. И не понимают, что есть и общение подсознания Шишкина с подсознанием его народа. – Тончайшее явление большого искусства.
Повод для насмешки народ, конечно, дал. Он, в общем, не ходит по музеям. А от подлинников иное впечатление, чем от репродукций. Помню, что со мной стало, когда я оказался в шишкинском зале музея русского искусства в Киеве. Я, замёрзший в комнате для приезжающих командировочный, простуженный, перед картиной “Пески” (1887), где по щиколотку проваливаясь в песок идёт про зною мимо группы сосен мужик с котомкой на плече, - я просто заплакал от противоположного вливаемого в меня автором переживания: “Да здравствует настоящее!”. И я понимаю, - с другой стороны, - что Дубосарский и Виноградов вправе творить в стиле китча. Они, вон, и шутят по поводу своего обращения к этому стилю: дали девицу, ужасающуюся той халтуре, которую они намалевали. У Шишкина подробность работала на ощущение преодоления этого бурелома, этого оврага – полёта вдаль и ввысь. А тут – сплошная приблизительность. Всё – как бы. А не образ яви. Девушка, правда, и сама написана халтурно. Я взял зеркало, расположил его параллельно экрану и стал рассматривать себя в нём, схватившего подбородок правой ладонью. У меня складки кожи между кистью и запястьем. У художников – нет. Не рука, а какая-то чурка. – А что случилось с тенью на безымянном пальце в проксимальной (первой к ладони) фаланге? Почему она так истончилась? – Потому что не с натуры рисовано, а по памяти и – шаляй-валяй. Лицо какое-то без индивидуальности. Как с переводных картинок. И ужас девушки наигран. То есть художники не негативны к китчу как таковому. – А почему бы и нет, если идёт подмена понятий. Его называют современным искусством и под этим именем возят по всей России. Сопровождают таким славословием: "Посетители Владивостокского краеведческого музея были изрядно удивлены. Вместо обычных экспозиций по истории города и края им предложили творения столичных художников, ранее выставлявшихся только заграницей или в пределах Садового кольца. Считается, что современное искусство… провинциалы не поймут. Но коллекционер Пьер Броше решил поставить ва банк и отправиться в путешествие по городам России… После Айвазовского и Шишкина Дубосарский и Виноградов, конечно, требуют пояснений” (http://artmusicfashionblog.blogspot.com/2009/06/blog-post.html). Думаете, они даны? – Как бы не так! Даны цифры посещаемости типа: Красноярск, 17 мая – 9 июня – 12300 человек. "Сибиряки впадают в культурный шок. Кто-то – от увиденного, кто-то – от имён в табличках рядом с инсталляциями. - Актуальность, свежеть, новаторство, эксперимент. Ну то, как бы, что отличает ценность произведения” (Там же). Халтура, что ли – свежесть? "…это вызов общепринятым принципам, нестандартность колористики, осознанная и продуманная провокация” (https://roomester.ru/interer/stili/stil-kitch-v-interere.html). Вот это уже существеннее. Предположим, что общепринято – по факту, а не по осознанию – таинственное общение подсознания автора с подсознаниями восприемников, тончайшее. В ситуации постсоветской России есть инерция тяги на "возросшие колхозные культурные потребности”. Это надо опорочить. Надо иметь людей-болванов. – Для этого надо назвать болванами совков и издеваться над ними, так представленными. Дано это в сознании Дубосарского и Виноградова? Нет, пожалуй. Но они чуют социальный заказ. Они не зря выбрали для эпатажа самую достойную картину реализма (как чутья к социально новому). – Так, может, названная выше актуальность китча и есть опять реализм в самом лучшем смысле этого слова? У народа-то действительно есть тенденция не заморачиваться, не витать в эмпиреях? Их лишь не забытая нелживая советская реальность (стремление к культуре) пока останавливает. (Я сужу по посещаемости моего просветительского искусствоведческого сайта: с каждым годом посетителей всё меньше. Мрут совки. А молодёжь не заморачивается. Меня из фейсбушной группы “Высоцкий” выгнали, чтоб не усложнял их жизнь бездумного восхищения его песнями.) Есть даже исторический аналог – дадаизм исключал: "…возможности использовать их как предмет благоговейного созерцания. Не в последнюю очередь они пытались достичь этого исключения за счет принципиального лишения материала искусства возвышенности… непристойные выражения и всякий словесный мусор…” (Беньямин. https://e-libra.ru/read/386699-proizvedenie-iskusstva-v-epohu-ego-tehnicheskoy-vosproizvodimosti.html). Ну что ж. Я должен склониться перед логикой. Как лично мне ни противен китч, он удовлетворяет социальному запросу на понижение культурного уровня масс. Цель оправдывает средства. Главное, вероятнее всего, что в сознании художников нет ни описанной выше цели, ни средств. Они – в подсознании. Это – этика счастья! В пику этике долга. Француз Броше молодец. Но если я ошибся, и всё-то художники – и этот Броше – сознают, то они равны тем приспособленцам к соцреализму, какие паразитировали на советском лжесоциализме. 23 ноября 2019 г.
|
22.11.2019 |
Какой позитив стоит за негативом?
|
22.11.2019 |
|
20.11.2019 |
|
19.11.2019 |
|
17.11.2019 |
Страдания с современным искусством
|
15.11.2019 |
|
14.11.2019 |
|
11.11.2019 |
|
10.11.2019 |
|
08.11.2019 |
|
07.11.2019 |
|
06.11.2019 |
|
05.11.2019 |
Мой результат спора двух аполитичных
|
04.11.2019 |
|
01.11.2019 |
|
29.10.2019 |
|
28.10.2019 |
|
27.10.2019 |
|
<< 51|52|53|54|55|56|57|58|59|60 >> |
Редколлегия | О журнале | Авторам | Архив | Статистика | Дискуссия
Содержание
Современная русская мысль
Портал "Русский переплет"
Новости русской культуры
Галерея "Новые Передвижники"
Пишите
© 1999 "Русский переплет"