Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы Й С М Ы С Л
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Соломона Воложина
02.01.2019 |
Лишь Россия живёт вопреки или со всеми что-то неладно?..
|
|||||
25.12.2018 |
Живописные аналоги победного Высоцкого
|
|||||
21.12.2018 |
|
|||||
21.12.2018 |
Эх, тоска, тоска!.. (Опыт медленного чтения)
|
|||||
20.12.2018 |
|
|||||
19.12.2018 |
|
|||||
17.12.2018 |
О бедном поэте замолвите слово
|
|||||
15.12.2018 |
Вот я и дочитал... Вот я и дочитал до конца книгу Шаргунова “Свои” (2018). Последний рассказ – о Катаеве времени после написания им романа “Алмазный мой венец”. Ницшеанского (см. тут). И сам этот шаргуновский рассказ – какой-то ницшеанский. Впечатление, что Шаргунов пропитался ницшеанством Катаева и позволил себе, наконец, отдаться тому же. Потому “наконец”, что только первый рассказ сборника – явно ницшеанский. А остальные – какие-то христианские, что ли. А ведь это мироотношения антагонисты. – Как может такое быть искренне? В одном случае: если первый и последний рассказы были от, так сказать, подсознательного идеала, а что в середине – от сознательного. Смогу ли передать ещё не читавшему ту неуловимость какую-то, которою вдохновлён Шаргунов в последнем рассказе, “Валентин Петрович”?.. Мыль изреченная есть ложь… Благо хоть то, что я должен высказывать собственную мысль, а не перевыражать Шаргунова… Хотя… Мне нужно именно перевыразить Шаргунова, потому, что – смею думать – он-то выражал незнаемое его сознанием. А я – в порядке приближения к тому незнаемому – должен написать словами мною понимаемое как ницшеанство вообще и шаргуновское в частности. Поражаюсь на собственную наглость… Кто? – я! – смею выражать подсознательный идеал Шаргунова… А он, конечно же, автором не осознавался. Почему я уверен? Ну, например, из-за недопонятности мне при первом чтении того, что описано после первой пробельной строки. "…С крыльца раздался испуганный крик, налетело хриплое рычание. – Сорвалась! – выдохнула жена и толкнула дверь. Подтягивая ремень одной рукой, другой слепо отбиваясь, отчаянно, по-заячьи вереща, старый актер бежал к калитке, а рыжая дворняга наскакивала на него, ухватывая за щиколотки и пытаясь стянуть коричневые клетчатые брюки.
Валентин Петрович вспомнил, что сегодня тоже уже бегал… На рассвете он сбежал с крыльца, выбежал из калитки, лихорадочно огляделся и припустился во весь дух по дороге между золотистыми кустами…”. Выше этой первой пробельной описан утренний скандал через запертую дверь, - помочился на неё, - который Катаеву закатил {за оскорблённых в “Алмазном…” знаменитостей} уже (!) пьяный артист, живущий у соседа по переделкинской даче, прогнанный сорвавшейся с цепи собакой. А ниже пробельной строки описан сон-кошмар старого Катаева, порывающегося вести себя, как молодой, да неудачно. Первое описано, казалось бы, объективно, а второе – с использованием приёма, называемого персонализмом (с точки зрения персонажа-Катаева). Естественно, что читатель не замечает смены приёма. Получается недопонятность. "…сегодня тоже уже бегал…” оказалось игрой автора с читателем. Во сне его персонаж бегал. И когда автор игру затеял (процитированными 4-мя словам), он уже знал, что перейдёт на описание с точки зрения персонажа или не знал? Я сомневаюсь, что знал. Строго говоря, и всё перед пробельной строкой можно понимать данным с той же точки зрения Катаева-персонажа. Ведь оскорбитель-артист сначала обезличен. "Дзы-ы-ынь. Длинный бесконечный звонок. Бам! Бам! Бах! Непрерывные сильные удары. Чей-то палец давит кнопку, чья-то нога пинает дверь”. Уши Катаева-персонажа слышат. Его воображение представляет "Чей-то палец”, “чья-то нога”. Как читатель узнаёт, кто дебоширит? – По тому, как персонаж-Катаев проинтерпретировал своё обонятельное ощущение (видно ему не было, стекло в двери было "толстым узорчатым витражом”): "И сразу досадливо сник, узнавая разбойника. Сквозь щель сладко и вонько проникал водочный дух. За толстым узорчатым витражом багровело большое губастое лицо. Этот старый и больной приятель-актер жил и пил в то лето у соседа-критика”. И так – далее. Всё – от имени персонажа-Катаева. Только перед пробельной строкой – наяву, после неё – во сне. И всё – как бы безразлично. Безразлично не только убежавшему от плохой-преплохой действительности персонажу-Катаеву, но и ВООБЩЕ в Этой жизни так оно всё. Раз видения да видения автор описывает. После очередной пробельной строки опять же что? – Видения. Сны наяву: "…представилась весна, белая махровая сирень у крыльца, посаженная в честь внучки, а следом и она, Тиночка, новорожденная, в пеленках: лежала, спящая, на столе, постепенно теряя очертания, превращаясь в свежую снежную сирень, и он снова засопел, втягиваясь в темную слякоть забытья”. А на самом деле это ж не жизнь: плохое "совсем не трогало”. То есть Эта жизнь совсем плоха. Может, творчество что-то меняет? Но описан-то день совсем без творчества. Описана ни жизнь, ни смерть. "Последнее время Валентин Петрович каждый день так заканчивал дневниковую запись: “Живу!””. В смысле – не живу. И есть только одна сладость – переживание недостижимости… счастья. Которое есть и то, что было б с ним и Зоей, если б не имели место "Мировая, потом Гражданская войны”, и не то… В общем, не знаешь, что. Я-то по должности критика знаю: это образ сладко-принципиально недостижимого метафизического антихристианского иномирия. А вот судя по тому, как мало это о ницшеанстве усвоено критикой, я могу думать, что и Шаргуновым это не усвоено, и ницшеанство он исповедует подсознательно, а не осознанно. И сам персонализм как метод применил стихийно. Он и литературоведением-то едва осознан (в 2009 вышла книга Меерсон с соответствующим названием; бахтинский полифонизм – часть персонализма). Хотя, понятие подсознательный идеал настолько не принято, что его проще мутью назвать, чем вникать в попытки доказать наличие его следов. Вообще трудно понимается, как может быть сладка принципиальная недостижимость… Но ощутить можно. Достаточно медленно и не отрываясь прочесть рассказ “Валентин Петрович”. Вы почувствуете ЧТО-ТО, словами невыразимое. Впрочем, такое чувство от любого воистину художественного произведения, вдохновлённого любым, но обязательно подсознательным, идеалом. 28 октября 2018 г.
|
|||||
14.12.2018 |
Незамеченный церковью бунт Караваджо
|
|||||
12.12.2018 |
Сал-ах, какой хороший художник!
|
|||||
09.12.2018 |
|
|||||
06.12.2018 |
|
|||||
01.12.2018 |
|
|||||
30.11.2018 |
|
|||||
29.11.2018 |
|
|||||
22.11.2018 |
|
|||||
14.11.2018 |
Отчаяние - это иногда наиивный оптимизм.
|
|||||
12.11.2018 |
|
|||||
11.11.2018 |
|
|||||
08.11.2018 |
|
<< 61|62|63|64|65|66|67|68|69|70 >> |
Редколлегия | О журнале | Авторам | Архив | Статистика | Дискуссия
Содержание
Современная русская мысль
Портал "Русский переплет"
Новости русской культуры
Галерея "Новые Передвижники"
Пишите
© 1999 "Русский переплет"