Трус я? Или просто неистребим во мне индивидуализм?
Смутно помню… Пионерский лагерь. Впервые в жизни. А я – маменькин сынок. Остался без мамы. И вот пионервожатая прочла про подвиг Александра Матросова и спрашивает нас: “А ты б так смог?”. – А я не привык врать взрослым, и стыдно признаться, что не смог бы – страшно. Я ж воспитан в мещанской семье. Отец не воевал. Войны я не видел. Удрали. И я так и стал по жизни мещанином с немещанским идеалом коммунизма. И устроился, как без героизма всю почти жизнь служить ему, при котором люди будут жить по преимуществу неприкладным искусством.
И если каким-то чудом чужой для советской власти Чекмарёв влюбляется в коммунизм как в идеал и готов, - по природе какой-то немещанской, не известно, откуда взявшейся, - готов самоотверженно этому идеалу служить… Причём, когда сама советская власть неумолимо ежедневно перерождается в несоветскую (без совета с народом действуют начальники, а только всё больше и больше прикрываются лозунгом коммунизма)… То что есть продолжающееся чекмарёвское бегство вперёд? Полностью соответствующее поведению миллионов комсомольцев. Не замечающих перерождения власти.
Или его страсть – от умалчиваемого замечания.
В первом случае – это гражданский романтизм, детский оптимизм насчёт скорой победы. Во втором – трагический героизм, ещё более детский от отчаяния, но с нотками предчувствия нехорошего финала (как у Высоцкого большей части его творчества).
В первом случае идеал осознаваем, во втором – нет. В первом случае перед нами произведение прикладного искусства (о знаемом). Во втором – неприкладного (о незнаемом, чуемом только).
Когда нижеследующее стихотворение Чекмарёва обрывают на половине, получается второе, а когда читаешь его полностью – первое.
Где я? Что со мной?
| |
Ты думаешь:"Письма
В реке утонули,
А наше суровое
Время не терпит.
Его погубили
Кулацкие пули,
Его засосали
Уральские степи.
.
И снова молчанье
Под белою крышей,
Лишь кони проносятся
Ночью безвестной.
И что закричал он -
Никто не услышал,
И где похоронен он -
Неизвестно".
.
.
Товарищ! Не верь же
Вороньему карку,
Отбрось ворожеи
Седые приметы.
Купи на Кузнецком
Уральскую карту,
Вглядись в разноцветные
Миллиметры.
.
Возьми прогляди
Оренбургскую ветку.
Ты видишь, к востоку
Написано:"Еткуль".
.
Написано:"Еткуль",
Поставлена точка.
И сани несутся,
Скрипя полозьями,
И вьюга махнула мне
Белым платочком, -
Мы стали тут с нею
Большими друзьями. |
Как произведению в стиле гражданского романтизма к стихотворению относятся слова Плеханова:
"…так называемый утилитарный взгляд на искусство, то есть склонность придавать его произведениям значение приговора о явлениях жизни и всегда его сопровождающая готовность участвовать в общественных битвах, возникает и укрепляется там, где есть взаимное сочувствие между значительной частью общества и людьми, более или менее деятельно интересующимися художественным творчеством” (Плеханов. Литература и эстетика. Т. I, М., 1958. С. 144).
Соответствен и стиль: "Купи на Кузнецком / Уральскую карту”, “Возьми прогляди / Оренбургскую ветку. / Ты видишь, к востоку / Написано:"Еткуль".”
А поэтизмов мало и не впечатляют: "разноцветные / Миллиметры”, “И вьюга махнула мне / Белым платочком”.
Художественной ценности лишённое подсознательного идеала не имеет, только эстетическую.
А к первой части, будь она без продолжения, относится другая цитата из Плеханова же:
"Склонность к искусству для искусства возникает там, где существует разлад между художниками и окружающей их общественной средою” (Там же. С. 139 ).
Соответственно тут есть строки, заставляющие замереть:
| |
И где похоронен он -
Неизвестно |
Это скопление "н” и “о”… И эта пауза… – Жуть. – Для индивидуалиста. Он же пожил и ничего от него не останется после смерти. Не то, что коллективист – дело его коллектива останется.
В предисловии в книге 1982 года, когда до краха СССР оставалось только 9 лет, в предисловии ограничились цитированием только первой половины стихотворения. И – причитания, причитания…
Он бы не одобрил.
2 августа 2021 г.
