|
|
Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы Й С М Ы С Л
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Соломона Воложина
|
24.02.2014 |
|
||||||||||||||||||||||||||||
|
18.02.2014 |
|
||||||||||||||||||||||||||||
|
10.02.2014 |
Ярость Набокова в "Лолите".
Набокова ориентировало символистское искусство. Он его в ранней молодости сделал своим. А о послереволюционном его творчестве иные говорят как о постсимволизме. Символизм же, этот залёт в туманное заоблачье, осуществлялся, будучи явлением художественным, через противоречие, которое лучше всего описывается пословицей: не согрешишь √ не покаешься, не покаешься √ не спасёшься.
Самоцитата: ⌠┘хоть и ⌠звери■, а все-таки ⌠мы■. Их объединяет не зверство, не эгоизм, не индивидуализм, а ⌠голошение■, негативное отношение к звериной действительности и, значит, позитивное отношение к незверской сверхдействительности■.
В соответствии с парадоксальной теорией художественности Выготского √ а все художники ей стихийно следуют √ символистское произведение, чтоб лучше всего выразить упомянутый залёт, текстом должно иметь аморальность. Ведь по этой теории и практике художник движим идеалом, который из текста процитировать нельзя. Он идёт по пути наибольшего сопротивления. Путём, так сказать, максимально телесного в тексте √ к максимально духовному вне текста. Набокову не суждено было стать таким художником в стихах. Вон, и в процитированном, через ⌠но■, уже дан центр притяжения. Процитировать его √ можно. Набокову было так больно от утраты родины в действительности, что в стихах он не мог не указать на свою тягу. Лирике ж положено усиливать уже душе известное переживание. Но это банально ж по сравнению с выражением подсознательного. Вот потому, может, художник (т.е. выразитель подсознательного) в Набокове возмутился, заставил бросить лирику и перейти на прозу┘ Чтоб наиболее полно решиться на ⌠согрешишь■ из пословицы (а Набоков ещё в Европе написал тематически подобный ⌠Лолите■ рассказ), писателю понадобилось переехать жить в США. В этот полюс √ выскажу предположительно √ сексуальной озабоченности на почве повально богатой жизни. Предположение моё основывается на общем рассуждении, отправляющемся от факта, что США √ наиболее осуществлённый идеал капитализма, главный экономический закон которого √ максимальная прибыль. А частность √ то, что предприимчивостью в быту называют поведение человека в отношении особи противоположного пола. Возрожденческая переоценка ценностей от, так сказать, неба к земле очень быстро привела к вседозволенности Раннего Возрождения с этой и по-бытовому понимаемой предприимчивостью, и с нею же, понимаемой политэкономически, √ к вседозволенности в городах-государствах Италии. Последние были маленькими и были в последнем итоге задавлены большими феодальными монархиями, - задавлены вместе со своим капитализмом и вседозволенностью. Зато в век материального прогресса, ХХ век, с его массовым производством и потреблением, когда и сами массы вышли на подмостки истории, когда началась так называемая эпоха потребления, и когда этим массам стало казаться, что они √ почти аристократы (скорее тела, чем духа, чего им осознать не было дано), аристократу духа, Набокову, было особенно сладко подколоть этих новоявленных якобы аристократов, зацикленных на сексе. Особенно √ интеллектуалов. ⌠Ведь и впрямь Америка, им изображённая, производит довольно отталкивающее впечатление. В литературе США большую роль всегда играл мотив дороги┘ Это понятно √ ведь и сама Америка представлялась некогда увлекательным, хоть и опасным путешествием, таящем на каждом шагу неожиданности и открытия. Набоков использует традиционный образ: в стареньком автомобиле любовники описывают на поверхности континента гигантскую кривую┘ Но как изменился с давних, даже и с не таких давних времён пейзаж! Суровая мощь Дикого Запада, которой дышат полотна Гомера Уинслоу┘■ (Анастасьев. Феномен Набокова. М., 1992. С. 284).
Уинслоу. Преодолевая пороги. 1902.
Уинслоу. Два гида. 1877. А вот √ набоковские герои на природе (чтоб потрахаться): ⌠┘меня еще преследовали воспоминания о моих безнадежных скитаниях в городских парках Европы, а потому я не переставал интересоваться возможностью любовных игр под открытым небом и искать подходящих мест на том "лоне природы", где я некогда претерпел столько постыдных лишений. Судьба и тут мне перечила. Разочарования, которые я теперь хочу зарегистрировать (тихонько отклоняя мою повесть в сторону тех беспрестанных рисков и страхов, которые сопровождали мое счастье), никак не должны бросать тень на американскую глушь - лирическую, эпическую, трагическую, но никогда не похожую на Аркадию. Она прекрасна, душераздирающе прекрасна, эта глушь, и ей свойственна какая-то большеглазая, никем не воспетая, невинная покорность, которой уже нет у лаковых, крашеных, игрушечных швейцарских деревень и вдоволь прославленных Альп. Бесчисленные любовники лежали в обнимку, целуясь, на ровном газоне горных склонов Старого Света, на пружинистом, как дорогой матрац, мху, около удобного для пользования, гигиенического ручейка, на грубых скамьях под украшенными вензелями дубами и в столь многих Лачугах под сенью столь многих буковых лесов. Но в американской глуши любитель вольного воздуха не найдет таких удобных возможностей предаться самому древнему из преступлений и забав. Ядовитые растения ожгут ягодицы его возлюбленной, безымянные насекомые в зад ужалят его; острые частицы лесного ковра уколют его в коленища, насекомые ужалят ее в коленки; и всюду кругом будет стоять непрерывный шорох потенциальных змей - что говорю, полувымерших драконов! - между тем как похожие на крохотных крабов семена хищных цветов прилепляются, в виде мерзкой изумрудной корки, равно и к черному носку на подвязке, и к белому неподтянутому носочку. Немножко преувеличиваю. Как-то в летний полдень, чуть ниже границы распространения леса, где небесного оттенка соцветия (я бы их назвал шпорником) толпились вдоль журчащего горного потока, мы, наконец, нашли, Лолита и я, уединенное романтическое место, приблизительно в ста футах над перевалом, где мы оставили автомобиль. Склон казался неисхоженным. Последняя запыхавшаяся сосна остановилась для заслуженной передышки на скале, до которой долезла. Сурок свистнул, увидя нас, и исчез■. Так Анастасьев тут у Набокова видит, что ⌠Добро и зло┘ взаимопроницаемы■ (С. 289-290). То бишь, то ли мудрый реалист, то ли окончательный пофигист, постмодернист Набоков. По-моему же, это у его героя так, а не у автора. Герой пишет это, сидя в тюрьме перед судом, он хочет, чтоб люди прочли его писание. Он его поименовал вторым названием ⌠Исповедь Светлокожего Вдовца■. Какой-то Джон Рэй, редактировавший рукопись, или Клэренс Кларк, защитник ⌠автора■, отказали в таком названии ⌠автору■. То бишь, не может быть исповедью самооправдание извращенца. Или стоп. Почему извращенца? Всё повествование не только пишется героем с целью оправдаться перед людьми. Там и в самом деле очень серьёзные доводы: и внешнего порядка (неотменённые законы, разрешающие брак девочек с 12-ти лет), и внутреннего (он не виноват, что его тянет к созревшим √ по первому опыту с Аннабеллой √ девочкам лет 12-ти, и его отталкивает от женщин, плюс он же полноценно любит эту Лолиту, и та ж тоже к нему тянется √ он красавец √ плюс, в ослеплении любви, он же просто не смог увидеть, что Лолита √ не зрелая Аннабелла). Хорошо. Но есть же ещё и обычная мораль! Со своей и сознательной и бессознательной составляющей. Так для Гумберта Гумберта (двойное) оказалось (так уж Набоков постарался), что то, что у него есть мораль, проявилось только в тюрьме, а не до того. Из-за угрызений совести герой пишет. Причём, парадокс: подсознательно желая хоть посмертно быть оправданным, он, сознательно оправдываясь, с головой выдаёт отсутствие у него обычной морали. Выдаёт, что он √ подонок. И что? Осознание этого же в самом себе заставило Набокова сочинить герою непрерывные поражения? (┘ombre √ тень по-французски и hombre √ человек по-испански; итого √ Губерт Губерт, тень человека, то бишь, автора┘) ⌠┘я испытал одну из тех встрясок, которые, в конце концов, выбили мое бедное сердце из колеи, ибо я вдруг встретился с темными, немигающими глазами двух странных и прекрасных детей, фавненка и нимфетки - близнецов, судя по их совершенно одинаковым плоским черным волосам и бескровным личикам. Они припали к земле, уставившись на нас, и синева их одинаковых костюмчиков сливалась с синевой горных цветов. Отчаянным движением я подхватил плед, чтобы им прикрыться, - и одновременно нечто, похожее на пушбол в белых горошинках, начало поворачиваться в кустах около нас, превращаясь постепенно в разгибавшуюся спину толстой стриженой брюнетки, которая машинально прибавила еще одну дикую лилию к своему букету, оглядываясь на нас через головы своих очаровательных, из синего камня вырезанных детей■. Вот так непрестанно Набоков сажает в лужу свою бессовестную тень. Он же в отместку ей сделал Лолиту фригидной. А что? Она ж малолетка, и именно у неё ещё не развилось┘ Так ему, Гумберту, и надо, как бы говорит Набоков. Можно так подумать? Непрекращающаяся казнь тебе, мол, от меня┘ В данном эпизоде (пока ещё не застукали) √ тоже. Гумберт-то доволен: ⌠я радостно смеялся■. А чего смеяться-то? Девочка ж плачет. Оба ж не понимают, отчего на самом деле она плачет. Намёком проходит, что от противоестественности (Набоков не смог совсем уж спрятаться; я подчеркну эти слова): ⌠Помнится, операция была кончена, совсем кончена, и она всхлипывала у меня в объятиях - благотворная буря рыданий после одного из тех припадков капризного уныния, которые так участились за этот, в общем, восхитительный год. Я только что взял обратно какое-то глупое обещание, которое она вынудила у меня, пользуясь слепым нетерпением мужской страсти, и вот она теперь раскинулась на пледе, обливаясь слезами и щипля мою ласковую руку, а я радостно смеялся, и отвратный, неописуемый, невыносимый и - как я подозреваю - вечный ужас, который я ныне познал, был тогда лишь черной точечкой в сиянии моего счастья■. Так ужас-то он познал ⌠ныне■, когда пишет в тюрьме эти строки. Но ведь и ⌠ныне■ не исповедь пишет, а чтоб его пожалели, какой он утончённый. √ Смотрите. Им пришлось голыми удирать обратно к их машине, одеваясь на бегу. Внизу они напоролись на мужа той женщины вверху. ⌠За ним стояла щегольская машина семейного образца, и красивый ассириец с сине-черной бородкой, un monsieur tres bien [очень хороший джентльмен], в шелковой рубашке и багровых штанах, по всей видимости, муж ботанизировавшей толстухи, с серьезной миной снимал фотографию надписи, сообщавшей высоту перевала. Она значительно превышала 10.000 футов, и я задыхался. С хрустом песка и с заносом мы тронулись, причем Лолита все еще доодевалась, беспорядочно возясь и ругая меня такими словами, какие, по-моему, девочкам не полагается знать, а подавно употреблять■. Представляете, он нам ещё жалуется. Мы ещё должны его пожалеть. А Набоков, всё это устроивший, не из-за кипящей ли ненависти всё так комично устроил? Что-то не вытанцовывается. Роман же чуть не порнографический. Надо понять, во имя чего ломает копья Набоков. Не может быть, чтоб во имя обычной морали, какая у всех. Не может Набоков быть моралистом, раз почти порнографию написал. Набоков родился накануне ХХ века, века прогресса, так называемого. Я б его для нужд этой статьи назвал веком материального прогресса. Родился в аристократической семье, вследствие аристократизма на материальное не нацеленной. Для нужд этой статьи, которая исходит из актуальности, понимаемой как противостояние материальному прогрессу традиционализма, можно сказать, что унаследованный аристократизм Набокова тяготел скорее к вынужденно покинутой им России, чем к приютившему его Западу. Скорее √ к духу, чем к телу. Скорее к прошлому, чем к настоящему или даже будущему. И вот читаем Анастасьева: ⌠Набоков то и дело перелистывает страницы ⌠Онегина■ [которого переводил на английский и писал комментарий одновременно с сочинением ⌠Лолиты■]. Легче всего это увидеть, сравнив хотя бы письмо Татьяны (⌠Я вам пишу, чего же боле┘■) с письмом Шарлотты Гейз [матери Лолиты] Гумберту: ⌠Это √ признание: я люблю вас┘ исхода нет┘ Возможно, что вашу старосветскую замкнутость, ваши чувства покоробит прямота бедной американочки┘■ И так далее √ желающие могут положить рядом два текста и буквально по строкам проследить соответствия■ (С. 275-276). Доверяй, но проверяй, как говорится.
Да, похоже одно на другое. Но это похожесть издевательства над Америкой. Герой Набокова ответил согласием на страсть матери, чтоб ⌠воображать дочку, пока я ласкал мать■, и плести интригу, как добраться и до дочери. Ведь у Пушкина пронзительная Татьяна при всём ослеплении любви угадала-таки в своём предмете честь, столь ценимую аристократом Набоковым. А Гумберт Набоковым сделан предельно бесчестным: мерзейшая рациональность. И в живописании этого американского рационального всеобщего потребительского бесчестья относительно русской дворянской чести Набоков черпает энергию своему знаменитому натурализму. Набоков тем открыл гиперреализм в литературе задолго до того, как он был открыт в живописи.
Корейский художник Сунг Джин Ким (Sung Jin Kim) настолько хорошо рисует рты и губы в технике гиперреализма, что, кажется, будто его работы ≈ это фотографии. Очень чувственные и страстные картины, не правда ли? (Комментатор работ этого Сунг Джин Кима в своей испорченности не чувствует отвратительности, веющей от изображённого.) Подробность до Набокова была выражением приязни, а когда наступила эпоха Потребления, художники сумели подробностью выразить ужас этого положения.
Stephen Stavast - художник, рисующий камни. Чем не вид для любования для того, в ⌠багровых штанах■.
Да, да, действительно, перед вами не фотографии, а картины. Художник из Канады Jason de Graaf┘ Причём кошмар потребительства самим погружённым в него новым ⌠аристократам■ может быть и незаметен. Это нам не прежние аристократы┘ Когда-то дворянская молодёжь тоже была ницшеанской (этот идеал повторяется в веках, до и после жизни Ницше, выразившего его наиболее остро), - когда-то молодёжь тоже исповедовала вседозволенность. Да и вообще ⌠я■-фантастическое (если б всё было возможно) присуще всем. Когда Татьяна влюбилась в Онегина, Пушкин с большой теплотой относится к её вседозволенности.
А что Набокову открылось в Америке, через меньше, чем 10 лет после Второй мировой войны, с помощью которой Америка окончательно вышла из Великой депрессии и открыла послевоенную эру Потребления и извращений от перепотребления? ⌠┘каждое утро - о, мой читатель! √ [давит нам на жалость бесчестный Гумберт] эти трое ребят, срезая путь, шли наискосок через прекрасную невинную чащу, наполненную до краев всеми эмблемами молодости, росой, грибами, черникой, пением птиц, и в определенном месте, среди пышной чащобы, Лолита оставалась стоять на страже, пока Варвара и мальчик совокуплялись за кустом. Сначала моя Лолита отказывалась "пробовать"; однако любопытство и чувство товарищества взяли верх, и вскоре она и Варвара отдавались по очереди молчаливому, грубому и совершенно неутомимому Чарли, который, как кавалер, был едва ли привлекательнее сырой морковки, но зато мог щегольнуть замечательной коллекцией прозрачных чехольчиков [презервативов, наверно], которые он вылавливал из третьего озера, превосходившего другие размером и посещаемостью и называвшегося Озеро Клаймакс по имени соседнего фабричного города, столь бурно разросшегося за последнее время. Хотя, признавая, что это было "в общем ничего, забавно" и "хорошо против прыщиков на лице", Лолита, я рад сказать, относилась к мозгам и манерам Чарли с величайшим презрением. Добавлю от себя, что этот блудливый мерзавчик не разбудил, а пожалуй, наоборот, оглушил в ней женщину, несмотря на "забавность"■. И это не было исключением! ⌠Что же именно делали эти ее "паскудные" одноклассники и одноклассницы? "Известно что... Близнецы, Антоний и Виола Миранда, не даром спали всю жизнь в одной постели, а Дональд Скотт, самый большой балда в школе, занимался этим с Гэзель Смит в дядюшкином гараже, а спортсмен Кеннет Найт выставлял свое имущество напоказ при всяком удобном и неудобном случае, а..."■. Это вроде и по Пушкину:
Но в десять раз хуже. И потом у Пушкина ж речь всё-таки об отсутствии всего лишь предрассуждений у девочки в тринадцать лет, а не о длительном опыте жизни втроём. √ Было от чего Набокову этого Чарли ⌠убить■ на войне в Корее, но всех этих Антониев, Дональдов, Кеннетов не убьёшь. √ Вот и ярость. Чтоб ещё лучше её представить, надо глянуть, как вышепроцитированные стихи прокомментировал Набоков в своём ⌠Комментарии к роману Евгений Онегин■. ⌠Интересно, нет ли в конечном слове следующих двух стихов: Которых не было и нет У девочки в тринадцать лет! ≈ подсознательного влияния суффикса_≈_nette_из эклоги Парни ⌠Час любовного свидания■ (⌠L'Heure du berger■ in: ⌠Poesies erotiques■, bk. 1): ≈ J'ai quatorze ans, Repond Nicette; Suis trop jeunette Pour les amants.[550 - ⌠Мне четырнадцать, ≈ / Отвечает Нисетта, ≈ /Я слишком молода / Для любви■ _(фр.)_]■ (http://www.libtxt.ru/chitat/nabokov_vladimir/39254-kommentariy_k_romanu_evgeniy_onegin/69.html). На что лирический герой эклоги отвечает (http://www.archive.org/stream/oeuvreschoisiesd00parnuoft/oeuvreschoisiesd00parnuoft_djvu.txt): ≈ Crois-moi, ma chère. Quand on sait plaire , On peut aimer. Что в переводе: - Поверьте мне, моя дорогая, Когда мы друг другу нравимся, Мы можем любить. Всё равно уговаривает. Интенция набоковского Гумберта. Именно интенция. Потому что в своей ярости Набоков сделал, что Гумберт уже развращённую этим Чарли Лолиту просто спровоцировал на совокупление. Она сама на него залезла. Поиграть в это самое. Так у Пушкина, открывавшего реализм своим ⌠Евгением Онегиным■, пережившего уже несколько переломов мировоззрения своего, Парни есть уже давно прошедший этап. И в строфе, предшествующей процитированной, насмешка над Парни:
Дендизм, которым Пушкин наградил Онегина для отрицания романтизма-демонизма, имел сам по себе разную судьбу развития. Пушкин выбрал денди на излёте, готового перейти, может, и во что-то безусловно позитивное. Настоящая любовь, вон┘ Чуть не сделался поэтом┘ Потрясён дуэлью┘ И вот √ естественным образом отверг любовь 13-тилетней девочки. (О железном доказательстве, что Татьяне 13 лет, см. тут.) Это мы, невнимательно читая, через 150 и 200 лет ошибочно думаем, что она намного старше. Тогда как, наоборот, если что осталось позитивного от эпохи Просвещения, так, в частности, то, что перестали выдавать замуж девушек 12-ти, 13-ти и 14-ти и т.д. лет. В том был моральный прогресс. И, наоборот, в случае Набокова. Невиданный материальный прогресс осложнился моральным регрессом. Для того Набоков, в ярости, и сделал свою Лолиту на год младше, чем Татьяна, когда по отношению к Лолите применил свою предприимчивость Гумберт. Набоков сделал так, чтоб предприимчивость его героя на фоне благородства героя пушкинского тем больше придавала ему энергии ненависти к стране с таким бесчестьем потребительских масс, со своей так называемой элитой доходящих до жажды предельного опыта √ совращения несовершеннолетних. А так как требующийся для ненависти гиперреализм √ вследствие той же ненависти √ не мог быть применён в той мере, на которую способна была изобразительная сила набоковского слова, то Набоков хотя бы на уровне темы избрал ранее немыслимое √ подробное описание, например, начала полового акта, или его середины. Если б не образность √ ну полная порнография была б. ⌠Был бы султан с лицом, искаженным нестерпимым страданием (страданием, которому противоречила бы округлость им расточаемых ласок), помогающий маленькой невольнице с прелестными ягодицами взобраться по ониксовому столбу. Были бы те яркие пузырьки гонадального разгара, которые путешествуют вверх за опаловыми стенками музыкальных автоматов■. Без почти порнографии Набоков счёл бы себя жалким моралистом, если б ограничился обычным созданием на первых строках романа дистанции между собой и героем [он (1) √ ⌠Джон Рэй, д-р философии■ (2), получивший для редактирования от адвоката Гумберта, Клэренса Кларка (3), рукопись умершего Гумберта (4) ⌠"Лолита. Исповедь Светлокожего Вдовца"■] и то ли Рэем, то ли Кларком этим лишена-де книга исповедальной претензии в заглавии. Ну и если б в сюжете настоящий автор себя проявил бы пусть и бесконечными провалами героя √ ему б, заблуждающемуся про себя, что он исповедует принцип ⌠искусство для искусства■, не избежать бы угрызений его специфической совести, что он √ моралист, как это понимают жалкие массы. Почему я думаю, что Набоков о себе заблуждался? Из-за жгучего сравнения его романа с пушкинским не только в части возраста главных героинь. Главные герои обоих √ за гранью пресыщенности, приводящей... К чему привёл Онегина Пушкин? Нет ли намёка на Онегина в концовке, к собственно Онегину не относящейся:
И Гумберт-то был бы казнён, несмотря на ⌠его■ оправдывающее себя произведение (пусть и казнён за убийство, не за растление; за растление его совесть убила). А раз выражена воля Гумберта, чтоб роман не публиковали до смерти Лолиты, а роман опубликован, то и она мертва. Оба главных героя поломали жизнь главным героиням и сами погибли. Но ⌠Онегин■ оптимистичное произведение, а ⌠Лолита■ нет. Оппозиция американского романа русскому состоит в том, что порождены они разными идеалами. Пушкин своим произведением открыл, что жизнь неуправляема (в частности, благими намерениями), но зато это Жизнь. С большой буквы. А Набоков лишний раз в творчестве своём отчаялся в мерзости жизни и понадеялся на какое-то сверхбудущее, похожее на пушкинское время и Россию, пусть то и та и неуправляемые благом. Даже и при такой неуправляемости и недосягаемости Россия-душа лучше Запада-тела. 10 февраля 2014 г.
|
||||||||||||||||||||||||||||
|
03.02.2014 |
