Авантюра будет основана на том, что идеал, мол, художника, вдохновляющий его на творчество, есть штука инерционная, быстро не меняющаяся (Пушкин – исключение). И потому, если “Облако в штанах” Маяковским сочинено в 1914 году, то в 1912 он не мог что-то сочинить, вдохновившись другим идеалом. А в “Облаке…” идеал был (см. тут) типа маньеризма (благого для всех сверхбудущего). Значит “Ночь” (1912) не может быть сочинена под влиянием иного идеала. 2 года – слишком мала разница.
И тогда Павел Басинский не прав:
"…вся "советскость" Маяковского, который, на мой взгляд, всю жизнь после гениальной поэмы "Облако в штанах" оставался великим поэтом-декадентом, ярчайшим представителем Серебряного века.
Между прочим, этот его декаданс прекрасно почувствовали классовым чутьем комсомольцы пришедшие на последнее выступление поэта в Политехническом музее и, по сути, освиставшие его. Не выдержав, он сел на ступеньки со сцены и обхватил голову руками. Вероятно, в этот момент он окончательно понял, что шагнул из Серебряного века в каменный, и назад пути уже нет…
…в 1912 году в сборнике "Пощечина общественному вкусу"… родился поэт Владимир Маяковский со своим насквозь декадентским стихотворением "Ночь".
Маяковский начинал с того, чем Некрасов закончил свой путь в своих "Последних песнях" - с общего ощущения катастрофы цивилизации и беззащитности поэта в новейшую эпоху” (https://podlinnik.org/literaturnyy-resurs/literaturnyy-protsess/slovo-i-delo-mayakovskogo.html).
Правда, Басинский применяет термин декадент. И не исключено, что он думает: маньерист. Маньерист духа. Ибо такой идеал характеризуют (по Аниксту о “Гамлете”) образы: "связанные со смертью, гниением, разложением, болезнью” (http://mirpoezylit.ru/books/6123/117/). – Чем не декадентство, да?
Многие критики (особенно прошлого, когда и возник термин “декадент”) привыкли течения и стили рассматривать с внешней стороны (текст), а не с внутренней (что хотел сказать автор; а я в своём экстремизме слово “сказать” беру ещё и в кавычки: мол, подсознание автора подсознанию восприемника “говорит”). Аникста, да, чутьё заставляет признать “Гамлета” произведением маньеристским:
"…маньеристским признают если не все творчество Шекспира, то его трагедии, и “Гамлета” в первую очередь” (http://www.w-shakespeare.ru/library/tragediya-shekspira-gamlet16.html).
Так зато надо быть хорошим критиком, чтоб такое признавать и декадентом Шекспира не называть. А остальным – называть декадентством катастрофическое можно (Шекспира, правда, не вспоминая).
Потому у меня и авантюра: я против остальных. Если хочу в “Ночи” Маяковского увидеть идеал благого для всех сверхбудущего.
Ночь
| |
|
| |
Багровый и белый отброшен и скомкан,
в зеленый бросали горстями дукаты,
а черным ладоням сбежавшихся окон
раздали горящие желтые карты.
Бульварам и площади было не странно
увидеть на зданиях синие тоги.
И раньше бегущим, как желтые раны,
огни обручали браслетами ноги.
Толпа — пестрошерстая быстрая кошка —
плыла, изгибаясь, дверями влекома;
каждый хотел протащить хоть немножко
громаду из смеха отлитого кома.
Я, чувствуя платья зовущие лапы,
в глаза им улыбку протиснул, пугая
ударами в жесть, хохотали арапы,
над лбом расцветивши крыло попугая. |
Перескажу своими словами, чтоб проявилось содержание.
Багровая заря заката и дневной, белый свет потухли. На зелёное сукно игрального стола брошены деньги. Потемневшие, если смотреть извне, чёрные окна казино превратились в окружающей темноте в жёлтые. Бульварам и площади было не странно ночью потемнеть. А ногам, человека, желающего озолотиться (пожелтеть) естественно обратиться к огням зажёгшихся окон казино. И таких желающих целая толпа. Хотят выиграть, радоваться, смеяться – каждый. Будто каждому что-то отломится. От кома выигрышей. А лирический герой увязался за юбкой, притворно улыбаясь игрокам, как своим. Но они чужие, грубые. Ударами гонга начинается игра. Затейники хохочут. Всё пёстро-попугайское.
Фэ.
То же – в другом стихотворении того же года.
Порт
| |
|
| |
Просты́ни вод под брюхом были.
Их рвал на волны белый зуб.
Был вой трубы — как будто лили
любовь и похоть медью труб.
Прижались лодки в люльках входов
к сосцам железных матерей.
В ушах оглохших пароходов
горели серьги якорей. |
Под пароходами – неприятное волнение моря; нехорош, избыточен, как похотливость, пароходный гудок. Суета причаливших к пароходам лодок и поднимаемых с них товаров в люльках. Всё – оглушает, ослепляет.
Фэ.
И – последнее стихотворение этого же года.
Утро
Угрюмый дождь скосил глаза.
А за
решеткой
четкой
железной мысли проводов -
перина.
И на
нее
встающих звезд
легко оперлись ноги.
Но ги-
бель фонарей,
царей
в короне газа,
для глаза
сделала больней
враждующий букет бульварных проституток.
И жуток
шуток
клюющий смех -
из желтых
ядовитых роз
возрос
зигзагом.
За гам
и жуть
взглянуть
отрадно глазу:
раба
крестов
страдающе-спокойно-безразличных,
гроба
домов
публичных
восток бросал в одну пылающую вазу.
Попал, как за решётку, в публичный дом. Встал с перины. Ещё видны были звёзды. Но вот потухли фонари. И стало жутко от одежд и гама проституток. Отрадно хоть то, что вдали, за всем этим, вставала утренняя заря.
Идеализм превыше материализма!
Этот нюанс явно спасает ситуацию с выходом из декадентства в сверхбудущее.
В “Гамлете” был тоже явный нюанс спасения: просьба Гамлета, чтоб друг, Горацио, не кончал с собой, как, по сути, Гамлет поступил из-за безнадёжной гадости мира (из-за чего и Горацио собрался этот мир покинуть). Гамлет попросил Горацио остаться и рассказать людям, что на самом деле произошло в Эльсиноре. Людям, достаточно плохим, раз из-за них этот мир покидает Гамлет. Понимай, Гамлет (и Шекспир, так всё организовавший) рассчитывает на перевоспитание людей за жизнь многих будущих поколений. Из-за чего в сверхбудущем всё будет понято правильно. Именно в сверхбудущем, ибо раньше не получится: слишком сейчас плохо, чтоб надеяться на близкое или даже на историческое будущее.
С “Гамлетом” – хорошо. (Не потому ли никто Шекспира декадентом не называет.)
А “фэ” у Маяковского, тоже крайнее, ибо очень уж несграбен мир – смотрите сам синтаксис какой: ничего не поймёшь… Но у Маяковского где намёк на сверхбудущее? – Один слишком большой негативизм к настоящему? – Не мало ли?
Или чёткий ритм и рифма есть искомый свет в конце туннеля? – Вон: "Просты́ни” ударением на “ы” аж обеспечены… А как старательно выделены внутренние рифмы в “Утре”. – Аж строки:
| |
|
| |
Угрюмый дождь скосил глаза.
А за решеткой четкой |
разбиты. – И т.д.
Именно потому, что Маяковским двигал подсознательный идеал благого для всех сверхбудущего, он вскорости и сделал революцию в поэзии, перейдя из силлабо-тоники к тоническому стихосложению. Созидание и декадентство как-то не вяжутся.
А упомянутые Басинским комсомольцы были, наверно, просто лишены вкуса: не могли своим подсознанием чуять подсознание автора. Как, собственно, и Басинский во многих случаях.
Впрочем, комсомольцев стоит проверить.
"17 марта — выступление в Политехническом музее на вечере “Писатели — комсомолу”.
По воспоминаниям В. Каменского: “Незадолго перед катастрофой Маяковского, в Москве в Большой аудитории Политехнического музея состоялся большой вечер под названием “Поэты — комсомолу”. Маяковский выступал последним. Появившись на эстраде под гром аплодисментов переполненного комсомольцами зала, Маяковский заявил: “Товарищи, про меня ходят слухи, будто я стал газетным поэтом и мало пишу монументальных вещей высокого значения. Сейчас докажу обратное. Я прочту вам мою последнюю поэму “Во весь голос”, которую считаю лучшей из всего мною сделанного”... Нервный, серьезный, изработавшийся Маяковский как-то странно, рассеянно блуждал утомленными глазами по аудитории и с каждой новой строкой читал слабее и слабее. И вот внезапно остановился, окинул зал жутким потухшим взором и заявил: “Нет, товарищи, читать стихов я больше не буду. Не могу”. И резко повернувшись, ушел за кулисы... Потом Вл. Вл. вышел на эстраду уже одетый и сказал:
— Считайте, что вы слышали отрывок поэмы. Ведь бывают же случаи, когда люди читают только отрывки, и это не вызывает никаких скандалов. Все в порядке вещей. До свидания, товарищи!”” (http://feb-web.ru/feb/mayakovsky/kmh-abc/kmh-478-.htm).
Как-то не так, как описал Басинский… Да, не зря скис Маяковский: “Во весь голос” – не то, что обеспечивает общение подсознаний автора и восприемника. Это – предательство неприкладного искусства в пользу прикладного. Первосортного – второсортному. Поэт не выдержал предательства. Но сам. Не наоборот: он комсомольцам – неприкладное, они ему – “фэ”, и – он взвыл, куда он попал. Не так.
6 июня 2019 г.
