07.11.2018
15:03

Индикоплов.

06.11.2018
16:29

Пётр Голощапов и Владислав Рослякоа.

01.11.2018
22:40

Вечное ницшеанство.

28.10.2018
10:44

В связи с юбилеем Марка Захарова.

27.10.2018
12:36

Стыдно.

26.10.2018
10:10

Настырье.

22.10.2018
10:31

Что теперь патриарх Константинопольский Варфоломей так спешит с новым расколом?

20.10.2018
13:17

Снова и снова

19.10.2018
14:12

Шаргунов со мной, наверно, не согласится.

16.10.2018
09:14

Вопрос на засыпку.

12.10.2018
19:54

Мазохизм Жилинской.

11.10.2018
10:23

Тошно. (Что хотел сказать своим фильмом Серебренников)

Мне хочется начать, как часто со мною бывает, с себя.

Вспомнилось, как мне стало тошно от пресыщения. Вспомнилось от песни Науменко “Лето” (песня для Цоя 1982, слушать, например, тут).

Лето! Я изжарен, как котлета. Время есть, а денег нету, Но мне на это наплевать. (а-а-а) Лето! Я купил себе газету. Газета есть, а пива нету. И я иду его искать. Лето! Сегодня сейшен в Ленсовета. Там будет то, и будет это. А не сходить ли мне туда? Лето! Все хулиганы при кастетах, У них, наверное, вендетта, Но впрочем это ерунда... Да-да-да... Лето! От комаров спасенья нету, А в магазинах нету "Дэты". В почете доноры у нас. Лето! Оно сживет меня со свету. Скорей карету мне, карету, А впрочем подойдет и квас. Лето! Штаны истерты, как монета. Во рту дымится сигарета, Иду купаться в водоем. Лето! Недавно я услышал где-то, Что скоро прилетит комета, И что тогда мы все умрем.

Я только женился. Привёз жену в чужой для неё город. Озабочен был её настроением. А она любила туризм повышенной категории сложности. Где уж мне? Ну я хоть вылазку на озеро организовал. Собрал двух товарищей. Один с женой, другой с подругой. Жена позвала двух сослуживиц. Мы приехали, пришли, устроились. Ели, пили, загорали, купались, играли в карты, в бадминтон, смотрели под воду на рыб через маску акваланга, лёжа на плавающем надувном матраце. А один придумал пить горячий чай, стоя по горло в довольно прохладной воде. Говорил – интересное ощущение: снаружи холодит, изнутри жжёт.

И я почувствовал чуть не тошноту от всего этого. И спрятался ото всех, чтоб прошло незаметно для всех.

Не для меня такая расслабуха, хоть я и не герой-альпинист, как моя жена. И страшно было подумать, что чувствует она. Остальные меня не интересовали.

А присутствующим в аналогичной сцене (поёт Майк Науменко) на балтийском пляже в начале фильма “Лето” (2018) Серебренникова, вроде, хорошо. И я почувствовал к ним некую неприязнь. Что странно, ибо, слушая когда-то давно записи Цоя, я чуял там героизм какой-то и – никакой неприязни…

Впрочем, вот и жене Майка, Наталье, не нравится, когда рок сопровождается женским смехом (девчата ж жируют на природе под музыку).

А музыка какая-то расслабляющая. Словно она предназначена убаюкать перед концом света, о котором и в песне поётся. Ну и образом этого является загнивающий СССР, наверно. Чего пока не видно. Наоборот. Ищущих на берегу своих – Науменко и ещё кого-то – посторонние не прочь позвать к себе, раз у тех гитара.

Ладно. Это ж 10-я минута двухчасового кино.

Вот пришли сюда наладить связи с именитым рокером начинающие Витя и Лёня. Цой поёт, и это какая-то боевая песня (из грязи в князи по интонации – слушать, например, тут).

Пришёл домой и, как всегда, опять один. Мой дом пустой, но зазвонит вдруг телефон, И будут в дверь стучать и с улицы кричать, Что хватит спать. И пьяный голос скажет: "Дай пожрать." Припев: Мои друзья всегда идут по жизни маршем, И остановки только у пивных ларьков. Мой дом был пуст, теперь народу там полно, В который раз мои друзья там пьют вино. И кто-то занял туалет уже давно, разбив окно, А мне уже, признаться, всё равно. Припев: Мои друзья всегда идут по жизни маршем, И остановки только у пивных ларьков. А я смеюсь, хоть мне и не всегда смешно, И очень злюсь, когда мне говорят, Что жить вот так, как я сейчас, нельзя. Но почему? Ведь я живу. На это не ответить никому. Припев: Мои друзья всегда идут по жизни маршем, И остановки только у пивных ларьков.

Всей компании нравится. (Мне тоже.)

Следующая песня – “Бездельник” (1982). – Опять какая-то разухабисто-боевая (например, тут слушать).

Гуляю. Я один гуляю. Что дальше делать, я не знаю. Нет дома. Никого нет дома. Я лишний, словно куча лома, у-у. Припев: Я бездельник, о-о, мама, мама, я бездельник, у-у... Я бездельник, о-о, мама, мама. В толпе я как иголка в сене. Я снова человек без цели. Болтаюсь, целый день гуляю. Не знаю, я ничего не знаю, у-у. Припев: Я бездельник, о-о, мама, мама, я бездельник, у-у... Я бездельник, о-о, мама, мама. у-у... я бездельник, о-о, мама, мама. Я бездельник, у-у... Я бездельник, о-о, мама, мама, я бездельник, у-у... Я бездельник, у-у...

Опять принято собравшимися на ура.

Монтаж. Поют “Бездельника” уже при костре ночью. Буянят. Голыми купаются в море.

Богема.

Майк с Наташей не принимают участие.

"Майк: Я им название придумал. Гарин и гиперболоиды.

Наташа: Здорово. А кто это Гарин?

Майк: Не важно. Звучит красиво”.

Это многозначительно. Образовательный уровень Наташи низок, но – красота. – Искусство для искусства. Лозунг ницшеанства. Красота оправдывает всё безотносительно к морали, истине и знанию. Красота – приобщение к Вечности. К метафизике. Но об этом – молчок. Этого нет в сознании. В сознании – ценность красивого мига. В чёрном обрамлении.



Не из-за того же ли приобщения к Вечности мне и песни Цоя нравятся?

Этак и через костёр голым прыгать – хорошо…

Человек не может жить без веры в Абсолют. Я вот только за мещан не знаю. Может ли у них в ранге Абсолюта быть Польза? Раз, с трудом читая “Доктора Живаго”, я в конце книги вдруг приобщился к Мещанству с большой буквы. Чувство было, словно я хожу по облакам. Но вообще мещанство всеми остальными типами идеалов третируется как пошлость. Вот против неё и восстала контркультура и Запада, и СССР. Ведь в СССР давно прошла вера в Абсолют, чем была когда-то Мировая Революция. Хрущёв сменил курс на Пользу, на словах продолжая кричать об Абсолюте-коммунизме. И совсем безмысленной части общества только эти крики и были слышны. Но и они смутно бунтовали – пили и незаметно для себя соскальзывали в идеал Пользы. Нельзя человеку без веры, без Абсолюта.

Вот и столкнулись на обратном пути в Ленинград, в электричке, пьянчуга с рокерами.

А была б принята теория художественности по Выготскому, считалось бы следствие из неё критерием художественности – ЧТО-ТО, невыразимое словами.

В ницшеанстве – это метафизическое иномирие, неведомо для себя самих исповедуемое рокерами. Всё-таки некий Абсолют. Раз веры в Мировую революцию давно нету.

Если Серебренников сам, каким он хочет себя видеть, теперь, в 2018-м, ницшеанец, то иного оппонента рокерам, как неопрятного пьянчугу, он и не мог выбрать. Ведь общество ж в порядке реакции на дерьмократию 90-х шатнулось к ностальгии по СССР. – “Так вот вам, гады, - как бы говорит нам всем Серебренников, - я вам покажу, куда на самом деле вас тянет: в пьянь с идеей мещанства на устах”:

"- Тебе государство образование дало. Государство тебя учило. А зачем? Чтоб ты дом построил, семью создал, дерево посадил!

- Да-да-да.

- А ты орёшь (орёт). Как козёл.

- У меня свой неповторимый стиль.

- Ты поёшь какие песни?

- Майк: Дяденька, дяденька! Секс-пистолс это простые работящие парни. Что-то вроде Битлз. Такие же они…

- Так они враги! Америка наш враг. А ты поёшь их песни, нашего идеологического противника!”

Подошли трезвые, имеющие гражданскую активность, вытащили парня с места, повели по проходу, ударили, тот упал, другие бросились на выручку.

(Я не верю в такую гражданскую активность граждан в СССР 80-х годов. Но Серебренникову она нужна, чтоб запугать теперь молодых, из нынешнего гламурного класса, не знающих, как было тогда. Они, нет, не ницшеанцы. Они недоницшеанцы, гедонисты. Но могут составить один фронт эры ПП, престижного потребления, против серого уралвагонзавода.)

И начинается – так видятся рокеры совкам – я только не знаю, как это называется (анимация, мультипликация) – живописание ужасов вседозволенности.





И нормативно-моральное оправдание вседозволенности есть – не они первые занялись рукоприкладством. Это намёк на теперешнее репрессивное-де путинское государство, высылающее росгвардию против отозвавшихся на призыв Навального пацанам выйти на неразрешённый митинг. История, мол, повторяется.

Длится это кинобезобразие три минуты киновремени.

Мы на 27-й минуте кино.

О какой метафизике я там рассуждал выше?.. Образный призыв к революции тут. Которую на этот раз Россия уже не переживёт, по-моему. – Но Серебренникову она, самобытная, незападная, без вседозволенности и не нужна.

 

Честно говоря, в фильме есть для меня элемент непонятности.

Один из персонажей-рокеров объявил плакатом, что описанного выше кинобезобразия не было.

Потом он же критикует Майка, дескать его песни такие отстранённые, будто он не живёт в ужасной стране. В ответ в него стреляет один из рокеров из пистолета. Парень сползает по стене вниз, оставляя на стене кровавый след. Потом он, как ни в чём не бывало, встаёт и уходит, а кровавый след на стене остаётся. Уходя, парень опять говорит зрителю, что ничего этого не было.

Абсурд – один из вариантов ницшеанского метафизического идеала принципиально недостижимого иномирия, что есть радость (в пику Этому пошлому миру).

Другое дело, что приём абсурда в ницшеанстве применяется уже почти полтора века. И Серебренникову не нужно мучиться, перенося иномирие образом Абсурда из подсознания в “текст” своего произведения. Можно просто работать по шаблону. Нужен абсурд – пожалуйста.

 

Ещё ирреальность а ля драка в электричке, с анимацией (даёшь, мол, исключительность), применена для изображения того, что переживают Виктор и Наташа, когда встретили вдруг друг друга в городе. Экзистенциализм. Любовь имеет ту же сверхценность, как и навсегда улетающий миг, образ Вечности. И – какое имеет значение, что у Наташи муж и ребёнок. Даже и хорошо. Ибо – вопреки обычаю. Плюс: Наташа несёт купленный с помощью Виктора подарок Майку – чашку с кофе и накрывающим её блюдцем (чтоб кофе не остыло). И то и дело те норовят пролиться и разбиться. И интересен – риск разбить. Плюс: они проехали нужную остановку. И водитель троллейбуса не хочет останавливаться. Так что делает Цой? Он вылезает через верхнее окно на крышу троллейбуса (будто мыслимо крышку так открыть, чтоб можно было вылезти), сбрасывает штанговые токоприёмники, обесточенный троллейбус останавливается, и Цой спускается и раздвигает створки дверей (будто это возможно), чтоб Наташа вышла. – Сказка. Которую, наверно, можно отнести к необычному субъективному преломлению чего-то обычного. Любовь, мол, всесильна.

Весь эпизод был под музыку. В конце его на велосипеде кружит вокруг идущих по улице Виктора и Наташи указанный ранее комментатор, и, обращаясь к зрителям, называет как музыкальный номер назывался и кто его исполняет. И со своим обычным рефреном:

"Но. Ничего этого не было. Хотя хотелось".

Долой всё, что принято!

 

Благими намерениями вымощена дорога в ад. Группу Цоя принимают в рок-клуб, чтоб ребята не пили, пока сочиняют и репетируют (если не совместят то и другое). Вероятность… А если б теория художественности по Выготскому была принята, что б это дало? – Был бы выявлен идеал их творчества, и тот мог бы критиковаться как таковой. – Как? – За недостижимость. Но только с противопоставлением другого идеала, свершение которого реально. – Настоящий социализм, как ежедневное увеличение доли самодеятельности, вытесняющей государство вплоть до исчезновения, т.е. до наступления коммунизма. – Тоталитаризм бы пришлось дезавуировать для этого. Почему дальновидно (инстинктивно, наверно) теория Выготского и была затёрта.

А пока руководство рок-клуба выставлено дурацким. Что и нужно теперь Серебренникову в борьбе с возвратом, мол, России при Путине к сталинизму, как режиму дураков во власти. Драться Серебренникову за теорию Выготского так же не с руки, как советским идеологам. Нужно ж для возбуждения революции простое заражение, а не испытание, которое сложней и менее доходчиво для масс. Ему нужнее прикладное искусство, чем неприкладное, обращающееся подсознанием к подсознанию.

 

Нудные вопросы техники исполнительства... Тут музыкантом надо быть, чтоб сечь. Напряжённые отношения между Наташей и Майком. Она просит его разрешить ей Виктора поцеловать. Майк разрешает. Но и это – обычность. А вот (монтажом дано) обвал необычности – вдруг массовое впадение в экстаз от выступления в рок-клубе Майка… кончается знакомым рефреном, что этого не было.

И я немного смущаюсь. Недостижимость пресловутого этого иномирия, что ли, обыгрывается Серебренниковым?..

Как-то жутко. Тем более, что и от вдруг-экстаза жутью повеяло.

Анимация в электричке и троллейбусе была ерундой. А теперь – психология массы показана. Стихия.

Что б это могло быть? Серебренников выше сегодняшней злобы дня метит? Всё – катастрофически плохо? И предлагается это принять?

Следующее после Майка выступление – Цоя: “Когда-то ты был битником”. – В первый раз – никакого впечатления у меня. Вернее, впечатление: не тяги кота за хвост. И на экране публика расходится.

Но выходит Майк. Подтягивать. Его гитара ревёт. Оставшаяся в зале публика довольна.

Впечатление, что тебя, зрителя, режиссёр разыграл.

А актриса, исполняющая роль Наташи, играет драматизм переживания. Её муж, которого она, кажется, уже не любит, благородно вытащил номер Цоя своим выходом. А ей плевать на мужа и его благородство. Она рада, что Цой не провалился.

По-моему, плоско.

Разве что я не учуял, что измена – это одно из маленьких следствий космически плохо устроенного Этого мира.

После концерта Майк продолжает благородничать (предлагает кинооператору из своих снимать не его с Наташей, а Цоя). А Наташа… мелко юлит.

Майк делает вид, что куда-то должен уйти и просит Виктора Наташу проводить. Нарывается…

И опять эти двое, которых тянет друг к другу, одни. – Что: пошлый адюльтер будет? – Что-то мелковато.

Так. Цою не хочется предавать товарища. А Наташа не даёт ему уйти всякими заданиями по дому. И вспоминается, что Цой уже демонстрировал прямой характер.

А с несчастным мокнущим под дождём Майком случается наваждение сближения с какой-то мокнущей под дождём же женщиной. В модном теперь кинотемпе. (Аж противно от этого шаблона.)

Устроенная Серебренниковым анимация тут заключается в пририсовывании дождя, идущего снизу вверх. Ну и женщина… поёт. По-английски.

Нет. Не срослось. Разошлись. Но. Майк идёт куда-то, где на лестничной клетке полно девушек. А вокруг – анимации из разных узоров или слов песни, которая звучит. Или ангельские крылья пририсованы к летающим девушкам. – Магия-де изменённого психического состояния отверженного любимой женою. Знать бы ещё, куда это идёт Майк. Может в квартиру, где он жил до женитьбы? Ведь сказала ж Наташа Цою, что Майк сегодня домой не придёт.

В конце анимации появляется знакомый комментатор. Но в этот раз он не объявил, что ничего виденного зрителем не было.

А Наташа заставила Цоя помогать мыть своего малыша.

Так. Майк пришёл к кому-то из рокеров. К Бобу. А Наташа уложила сына в кроватку, потушила свет и села на кровать рядом с Виктором. И сообщает, что Майк разрешил ей его поцеловать. Они целуются. Майк разговаривает с Бобом. Просит его спродюсировать запись альбома Цоя. Утром Боб с Майком на крыше. Звучит залихватская песня Цоя “Кругом водосточные трубы играют” (образ любовной победы Цоя с Наташей?). И вот Майк в миноре входит в свою квартиру. Наташа спит. Он тихонько, не раздеваясь, ложится рядом с нею поверх одеяла и осторожно приобнимает.

 

И идёт запись альбома Цоя. Цой принципиален. Ему не нравится звук. А Майк предлагает через это переступить, чтоб избавить, мол, свою память от этих песен и приступить к сочинению других. А в подворотнях у пацанов звук будет-де ещё хуже. – Майк приспособленец. Но неясно, настоял ли Цой на своём. А по продолжающейся записи нам, зрителям, не понять. – Попытка приобщить нас к творческим мукам режиссёру не удалась. Как и неясно, что ж, кроме поцелуя, было у Цоя с Наташей.

 

Я почему так всё конспектирую? – Фильм для меня необычный. А мне ж надо искать, есть ли в нём недопонятности, которые можно было б квалифицировать как следы подсознательного идеала Серебренникова, то есть какое это произведение мне надо определить: художественное или нет, а всего лишь с эстетической ценностью, к прикладному искусству относящееся. Приложенному, здесь, к популяризации рок-музыки. К балдению от неё. И всё.

Вообще у меня зародилась мысль, что замысел, осознаваемо двигавший Серебренниковым, был – как-то опорочить сложившуюся память о Цое. Ведь идеал Цоя (см. тут) был экстремистский идеал коллектива индивидуалистов (маньеризм). Он предполагает мораль этого коллектива: принципиальность, верность другу. А идеал Серебренникова – идеал одинокого супериндивидуалиста. Такому хочется коллективиста как-то осадить. Вот Серебренников и помещает Цоя в муть неизвестности (для зрителя), как же Цой со своей принципиальностью и верностью другу выкручивается… Он спал с Наташей или нет? Он согласился с плохим звучанием или нет? Что мы видели сами – это, что Цой дал-таки себя уговорить и потерпеть придирки цензорши и демагогические оправдания другими смысла его песен (сатирические-де они, то есть советские). – Просто, не намёком, дезавуировать Цоя Серебренников не посмел.

Такая вот гипотеза о замысле фильма.

Я нахожусь на временной метке 1:31:39.

 

Квартирник. (На таких пели не прошедшее цензуру.) Диспут об идеальном концерте. Майку – "Стадион тысяч на много…”. Цою – "Я не очень понимаю кайф от стадионов, когда не видишь лиц тех, кому играешь”.

Ну Майк же приспособленец. Моден рок – играет рок и извлекает из этого максимальную выгоду. Польза! Он тайный мещанин. Ненавистный Серебренникову (как факт – приписываю после написания статьи: в конце фильма режиссёр заставит Майка удалиться).

Присутствующая на квартирнике некая Марьяна пишет свой телефон на руке Цоя. Наташа говорит Виктору, чтоб он женился на Марьяне. Это она уже второй раз говорит, чтоб он женился. Первый раз – абстрактно. Теперь – конкретно. – Зачем?

"Наташа: Перестань у нас бывать. Майк нервничает. Мне тяжело.

Цой: Что тяжело?

- Всё. И видеть, и не видеть.

- Я не могу. Мне важно знать мнение Майка о моих песнях. Я ему верю.

- Тогда делаем вид, будто мало знакомы. Перестанем обращать друг на друга внимание. Попробуем? (Чуть не поцеловала)

- Попробуем (Взаимное объятие-прощание)".

Режиссёром обеспечено, что в переполненной квартире в это время в коридоре никого нет. Строго говоря, так и не ясно, был ли адюльтер. Но всё теперь пойдёт вполне по-мещански. И такой поворот (не важно, что было с прототипами) Серебренникову нужен – для своей новой фиги в кармане Цою, вот, сползшему в мещанство.

Публика разошлась. Рокеры обсуждают, не выйти ли им на международную арену. Практичный Майк возражает: что, мол, для себя нового услышат американцы? И перечисляет их рок-звёзд. То есть он, по крайней мере, вторичен. Знает это. – Новая фига Майку от режиссёра. Обиженный неприятием присутствующих его точки зрения, Майк выходит в коридор.

Но дальше не понятно. Что-то объявил уже известный нам комментатор, и после этого (раньше он появлялся после сцены) начинается анимация-наваждение у вспоминающего былое Майка. – Непонятность в том, что анимация пока в фильме была – я так понимал – присоединением авторского голоса к голосам рокеров-без-авторского-фэ. А теперь?

Или я неверно понимал? А верно – что голос-то был, да, авторский. Но он был с “фэ” малой радикальности тогдашних рокеров. Их били в электричке, а они в ответ НЕ били. Не было того, как утверждал комментатор. Не вылезал на крышу Цой. А надо было пробовать. И сбежал от случайной женщины под дождём Майк. А надо было не сбегать.

Комментатор в конце новой сцены говорит:

"…всю ночь думал о тот, как он хотел покончить с собой. Совсем с ума сошёл. Ему всего лишь 25”.

Серебренников издевается: болтовня; ницшеанцы смерти не боятся, потому не болтают о смерти даже мысленно.

 

Новая непонятность.

Прошло время. Цой женился на Марьяне. Та сказала, где теперь работает Наташа. Он зашёл, мол, вернуть книжечку. А на самом деле – позвать её и Майка послушать его новые песни. Прощаются как мало знакомые. – Так непонятность в том, что, уйдя, Цой оказался на прежнем месте, и они слились в поцелуе. Причём во время его (а это крупный план при плохом освещении) Наташа сперва оказывается в кадре справа, а потом… слева. И говорит:

"- Ладно… за нами наблюдает. Всё Майку доложит.

- А есть, что докладывать?

- Нет, нечего. Да и не надо.

- Ну тогда я пошёл.

- Ну пока”.

И опять не понятно, было что у них когда-то или не было.

Сон наяву… Цой уходит, декламируя слова песни Майка: “Серый туман и дождь, / Светает, шесть утра”. О бесцельности жизни.

 

 

Ну только в иномирии отдушина от такой жизни! Мещанской. Устроенной. Без любви у Марьяны с Цоем, у Наташи с Майком.

Песня Майка продолжается и начинается анимация-наваждение. Где Наташа лежит на супружеском ложе и страдает, а к ней лезет с объятием Майк. И всё – тёмно-бордового цвета. Потом цвет становится нормальным, и Майк отворачивается от Наташи и устраиваться спать на своей подушке.

“Скучно жить на Этом свете” - как бы говорит нам Серебренников, в уме имея “фэ” так опустившимся претендентам (как думает о них режиссёр) на выражение ницшеанства. (То ли дело, мол, он, Серебренников!)

Утром Майк Наташе, заботливой, говорит:

"- Может, мне к маме переехать? Ну, чтобы не чувствовать себя дураком.

- Каким дураком? У меня с Цоем школьный роман. Гуляем, за руки держимся. Ну, целуемся иногда.

- Ты же знаешь, что держаться за ручку, это опасней, чем что-нибудь другое. [Он о душе. То есть ему, приспособленцу, менее опасно, если б они банально тайно изменяли б каждый своей половине]

- Перестань. (Подсаживается к нему на кровать ближе, целуя его в щёку и обнимая одной рукой, в другой держа сына)".

Тихий ужас.

То есть моя догадка, что Серебренников замыслил Цоя опорочить лопнула (не спали они)?

И – анимация. Но такая сложная, что мне её не понять.

Или и нечего понимать?

 

Выступление группы “Кино”. Максимум карьеры. А что-то не тае…

Дерево (слушать, например, тут).

Я знаю - моё дерево не проживёт и недели. Я знаю - моё дерево в этом городе обречено, Но я всё своё время провожу рядом с ним. мне все другие дела надоели. Мне кажется, что это мой дом. Мне кажется, что это мой друг. Припев: Я посадил дерево. Я посадил дерево. Я посадил дерево. Я посадил дерево. Я знаю - моё дерево, завтра, может сломает школьник. Я знаю - моё дерево скоро оставит меня. Но, пока оно есть, я всегда рядом с ним. Мне с ним радостно, мне с ним больно. Мне кажется, что это мой мир. Мне кажется, что это мой сын. Припев: Я посадил дерево. Я посадил дерево. Я посадил дерево. Я посадил дерево.

Слова – о безнадёжности, а звук – наоборот – приобщение к Вечности.

Майк и Наташа главные слушатели. У выхода. Стоят. Майк что-то шепнул Наташе. Она кивнула, и он ушёл. А она осталась влюблено смотреть на Цоя.

И это конец.

Похоже, что Серебренников отступился от Цоя: тот стал-де своим, ницшеанцем.

Идут титры: "тем, кого мы любим, посвящается этот фильм”.

Настоящим ницшеанцам посвящается. А те, кто не дотягивает до такого крайнего индивидуализма, да отвергнуты будут, как ушедший Майк.

 

Я смею думать, что Серебренников всё-таки итогово ошибся в Цое: тот не свой, а антагонист. Самообманулся. "Сам обманываться рад”. И в себе обманулся. – Думает, что он – художник. А ничего невыразимого словами не “сказал”. Он даже и в жизни, подозреваю, не ницшеанец (такое часто бывает: в жизни – один, в творчестве – другой). Ницшеанец же – не от мира сего. А Серебренников – от сего. Гедонист. Вон, как бы сколачивает широкую революционную оппозицию власти в России, - власти, стоящей против вседозволенности. Вон, и памятного многим Цоя привлёк.

1 октября 2018 г.

09.10.2018
22:32

Ой, я, кажется, попал!

04.10.2018
21:11

Не спится.

03.10.2018
15:50

Имею ли я право?

30.09.2018
11:29

Нерастраченная сила, неразгаданная грусть.

29.09.2018
12:36

Не можешь - садись в лужу!

28.09.2018
11:19

Что меня гложет?

27.09.2018
15:47

Стоит ли иное у Сорокина читать.

24.09.2018
12:08

Накрутил себя.