Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы Й С М Ы С Л
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Соломона Воложина
25.04.2017 |
|
|||||
20.04.2017 |
|
|||||
19.04.2017 |
Первые серии «Анны Карениной».
|
|||||
16.04.2017 |
|
|||||
15.04.2017 |
Продукт скуки. В названии есть два смысла. Один – чеховское повествование скучно (даже если это юмореска; здесь – “Господа обыватели”, 1884). Второй смысл – я этой юмореской занялся от скуки (слишком много литературной дряни кругом – нечего читать и разбирать, что само по себе есть скука; а Чехов – гений, есть шанс, что в любой ерунде его можно найти перец; для меня перцем является след подсознательного идеала автора). В связи с этим подсознательным (категории достаточно мутной) я обратил внимание в монографии Чудакова “Поэтика Чехова” (1971) на такие слова: "Читатель художественного произведения интуитивно ощущает, что и в сюжете, и в манере изложения автора, и в изображении героев есть нечто общее, какое-то внутреннее единство. Другими словами, в построении разных уровней ощущается какой-то единый принцип. Это явление носит название изоморфизма”. Или "единство художественного мира”. Плохо только, что верхним уровнем произведения Чудаков считает идею произведения, а для меня в последнее время наличие явно ощущаемой идеи сопряжено с переходом произведения в разряд прикладного искусства (приложенного к заранее знаемой идее). Ну поанализмруем. К повествовательному уровню относится (вначале смотрим): "Городской голова (почавкав губами и медленно поковыряв у себя в ухе)”. “Брандмейстер... (сморкается в клетчатый платок)… (вытирает лысину)… (поднимает вверх руку)… (расстегивает жилетку, вздыхает и продолжает речь в том же духе)”. Какие-то не люди, а животные. Проявления – физиологические. Когда "поднимает вверх руку”, это обозначает помощь приземлённому характеру, не умеющему голову вверх поднять, понять хоть какие-то слова о высоком ("Дома высокие”). – Убогость мысли изображаемых имеется в виду. Повествователь при таком положении дел оказывается сверхчеловеком. А ну во втором действии этой пьесы (опять вначале)? "Часовой внизу… (Глубокомысленно.)”. Думаете, тут положительное что-то? – Ничуть. Пожарным требуется бить тревогу при пожаре. И это должен делать часовой внизу по знаку часового вверху. Глубокомысленный ответ состоит в укоре нижнего верхнему, чего тот молчал, когда народ уже полчаса бежит. Дурак, мол, верхний. Но кто нижний, если он, видя получасовый бег, сам не бьёт тревогу, а ждёт знака от верхнего? – Такой же дурак. – Все дураки? Норма? Повествователь тогда опять сверхчеловек. Или это я отождествляю повествователя с автором, зная по другим своим разборам Чехова, что Чехов – ницшеанец, т.е. сверхчеловек? Пожалуй, так. На самом деле повествователь скорее всевидящ и трезв, чем одержим публицистическим задором. А только автор художественно доводит нас до предвзрыва от великой степени окружающего всеобщего безобразия. Виновата в нём не власть – она все жалобы брандмейстера слышит благосклонно и удовлетворяет финансово. Впрочем, может, и недопустимо легкомысленно – смотрите повествовательный план: "Гласные (единогласно)”. “Гласные (подавляющим большинством голосов)”. Как машина, не обсуждая и не думая. Виноват во всём плохом даже не брандмейстер: "Макар новые подметки ставил, теперь сапоги понес в слободку, к дьякону… Егор на пожарных лошадях повез за реку надзирателеву свояченицу, Никита выпивши”. Можно, конечно, придумать, что брандмейстер дисциплину запустил, и потому такой бардак возможен. Но это придумка наша, строго говоря. Потому что брандмейстер-то возмущается, и на этом пьеса кончается. Придумка, правда, мотивированная: Алексей и Михайло самим брандмейстером посланы по неслужебным делам. Однако, и сама возможность быть брандмейстеру таким халатным, чего доброго, в менталитете народном спрятана: нижний часовой, Денис, напоминая брандмейстеру, где кто и почему отсутствует, ничуть того не корит – так принято. А сам брандмейстер не ожидал плохого: "Брандмейстер (испуганно). Где же они, мерзавцы?”. Он не играет испуг. Плохо устроено всё на Этом свете! – Таков посыл автора. Потому что повествователь по-прежнему нейтрально внимателен ко всему (и к испугу). Теперь – пространственная организация повествования. – ""оптическая” позиция не определена”. В самом деле, повествователь и в зале среди гласных как бы сидит (самые первые две цитаты – см. выше), и как бы с места городского головы видит зал: "Гласные (единогласно)”. “Гласные (подавляющим большинством голосов)”. И на антресолях среди публики он: "Брандмейстерша (сидит среди публики и шепчет соседке)”. “Шёпот в публике. Собаке собачья и смерть”. "Повествователь не прикреплен к какому-то наблюдательному пункту, он свободно движется в пространстве, изображает окружающее вообще, без ссылки на чье-либо конкретное восприятие. Его координаты в пространстве неопределенны… В пространственной сфере повествования описанную выше позицию повествователя тоже можно назвать субъективной, ибо главным здесь является субъект повествователя — все описания даются с его точки зрения”. Тут опять отдаёт сверхчеловеком. – Ну что ему кто как что видит… Повествователь всевластен. "Таким образом, словесная и пространственная сферы в своем строении обнаруживают явный изоморфизм”. А автор? "В большинстве случаев в эти [ранние] годы оценка повествователя совпадает с авторской”. Следующий уровень анализа – предметный. До Чехова всё изображавшееся изображалось для объяснения характера. Чехов это сломал. И настоял на ""ненужности” деталей”. Уже и в раннем творчестве они случаются: "Брандмейстерша (шепчет соседке). Это хорошо, что он выпросил... Умник. Намедни мы были у отца протопопа, проиграли у него в стуколку сто рублей и теперь, знаете ли, так жалко! (Зевает.) Ах, так жалко! Пора бы уж домой идти, чай пить. Действие второе”. Зачем это зевание? – Для характеристики загребущести брандмейстерши оно не нужно. Но оно нужно для манифестации Абсурда, в который, если б он существовал (как предполагается существующим тот свет христианства), хорошо б улететь от Этого скучного, скучного, скучного мира причинности. То же относится к чеховскому обставлению "аксессуарами внешнего мира”, не относящимися к диалогу. "(Городской голова делает минутный перерыв для вывода из залы заседания корреспондента.)”. Что за тайны, если на антресолях оставлена сидеть публика? "Потом в отношении лошадином и в рассуждении бочек... (расстегивает жилетку, вздыхает и продолжает речь в том же духе)”. “Горе да и только с этими несчастьями!.. (погладив себя по лицу)”. До Чехова были в ходу "знаки ситуации… их задача — самым экономным образом обозначить содержание ситуации”. Например: "Часовой внизу…. (бьет тревогу). (Через три минуты в окне своей квартиры, находящейся против каланчи, показывается брандмейстер в дезабилье и с заспанными глазами)”. Подчёркнутое характеризует халатность несения службы брандмейстером. Так "У Чехова количество таких знаков минимально”. Ему ж мила Апричинность иномирия, в которое, хоть лишь мыслимое, хочется сбежать от этой тутошной СКУ-У-УКИ. Так можно продолжать. Но хватит* и проанализированного.
Я обратился к этой вещи Чехова из-за такого пассажа одного блогера: "Всё-таки прав был ЧЕХОВ Антон Павлович: "Видите ли... Самое важное в жизни человеческой — это каланча, и всякий ученый вам это скажет. Наша же городская каланча, рассуждая категорически, совсем не годится, потому что мала. Дома высокие ... они кругом загораживают каланчу, и не только что пожар, но дай бог хоть небо увидеть. Я взыскиваю с пожарных, но разве они виноваты, что им не видно? Потом в отношении лошадином и в рассуждении бочек... тут заинтересованы общественные, так сказать, государственные интересы"...”. И из-за такого его же комментария к самому себе: "Наша же каланча, рассуждая категорически, совсем не годится, потому что мала!!!..”. На что я прореагировал так: "Сообщение и комментарий намекает на плохую нашу власть. (Или автор обидится и вышвырнет меня из ФБ-друзей, и лучше молчать?) Но он извратил Чехова, отнеся к нему слова брандмейстера. По Чехову не власть плоха, а вообще вся жизнь на Этом свете (так уж он плохо устроен Господом). И потому Чехов против и христианства, как и полагается ницшеанцу. (Не важно, что он до ницшеанства дошёл до чтения самого Ницше - в воздухе носилась эта безмерная Скука, доводящая чеховских читателей до предвзрыва.) Но. Если блогеру нужно раскачать лодку по случаю 100-летия революции, то да - к Чехову надо обращаться. Молодец!”. 7 марта 2017 г. * - А почему хватит? Что если при анализе других уровней ницшеанства там не обнаружится?- Ну, пройдёмся по тому же Чудакову. Фабульно-сюжетный уровень. "Как и предметные подробности, эпизоды могут быть “лишними” с точки зрения фабульных задач; они демонстрируют, что событие изображено в его целостности, со всеми — важными и неважными для него — сопутствующими эпизодами”. Например, что даёт второй эпизод с брандместершей (ей жаль, что намедни проиграли в карты протопопу) для фабулы, которая такова – видимость толковости брандмейстера в первом действии (в его словах) и явление его никчемности во втором действии (в его делах)? – Ничего не даёт этот эпизод. Кроме намёка, что всё-всё-всё ерунда с точки зрения смысла жизни на Этом свете. И потому-де – даёшь иномирие, пусть и принципиально недостижимое. Теперь – уровень героя. До Чехова "душа героя рассказана, всякое деяние его подготовлено и психологически объяснено. У Чехова внутренний мир в изображении человека занимает место существенное. Но это нельзя назвать психологическим анализом в старом смысле. Психология героя здесь выглядит иначе”. – Как? – "Мотивы же поведения чеховских героев никогда не раскрываются вполне”. – Есть такое в “Господах обывателях”? Брандмейстер, казалось бы, вполне определён – разгильдяй. И потому на объективные причины сваливает: на недостаточную высоту каланчи, на единственность её в городе, на человеческие качества народа (собственно, и себя, значит). Но… Если оставаться в мире произведения… Не то же ли и в Европе, в Париже, раз "взять хоть Париж, пожарная команда всё время скачет по улице, народ давит; есть пожар или нет, а ты скачи!”? – Мир устроен плохо, а не главный герой. Принципиально плохо. Неустранимо плохо. Каланча всегда будет отставать от этажности развивающегося города. И, наконец, уровень идеи, "какова жизнь, развитие идеи в чеховском художественном мире?” И Чудаков отвечает: "Его [Чехова] идея принципиально не выявляет все свои возможности — ни в спорах героев, как у Тургенева, Гончарова, Достоевского, ни в размышлениях, как у Достоевского и Толстого. Она не доследуется до конца”. Иномирие, Абсурд, предвзрыв, ницшеанство – я сказал, а не написаны эти слова в пьесе. Или это не та идея, о которой речь у Чудакова? У Чудакова – та, что находится в тексте. Можно считать такой идеей в пьесе рациональное равнение на Париж? "Если бы увидели иностранцы, какие у нас порядки, то, я думаю, досталось бы нам на орехи во всех заграничных газетах. В Западной Европе, взять хоть, например, Париж, на каждой улице по каланче, и брандмейстерам каждогодно выдают пособие в размере годового жалованья. Там можно служить!” Если это та идея, то она дезавуируется не принципиальной безнадёжностью её провести в России, а вообще принципиальным провалом рационализма. Иллюстрирует такое соображение следующая мысль Чудакова: "Для мира Чехова чрезвычайно характерна идея, не разрешенная и не разрешимая в рамках произведения, а лишь поставленная в нем”? По-моему, иллюстрируется. Всё-таки дезавуирование произошло в словах персонажа, а не повествователя, за которым можно б увидеть близость к автору. "В союзе “личность — идея” в мире Чехова важнейшее значение приобретает первое”. Чтоб дезавуировать идею. Для целей идеи иной, типа иномирия. И что там после заявление брандмейстера о безнадёжности? "Нет, далеко еще нам до Европы! (Поворачивается лицом в комнату, нежно.) Машенька, приготовь мне мундир!” А в тексте "Идеал автора не утверждается с непреложностью”. И ещё: "В художественном мире Чехова при решении этих вопросов всегда предполагается некая запредельная область. Автор может дойти лишь до определенной границы; дальше лежит сфера, его словом непостижимая… Для Достоевского и Толстого смерть, бог — не граница. Сплошь и рядом отсюда они только начинают. Чехов здесь кончает. Подводя к некоему пределу, он предоставляет сознание читателя собственному (мистическому) опыту… Толстой и Достоевский для своего читателя — Вергилии в высших сферах духа. Они берут читателя за руку и ведут по всем его кругам. В мире Чехова дорога не трудна, знаки, что будет “что-то”, внятны всем. Но к этому “что-то” автор твердой рукой никого не ведет”. Поэтому так часто люди не понимают Чехова ницшеанцем, то есть, что он “над Добром и Злом” (что для обычных людей означает Зло): “Как! Он же такой гуманист!” 8.03.2017.
|
|||||
05.04.2017 |
|
|||||
04.04.2017 |
|
|||||
03.04.2017 |
Надо, пожалуй, и мне отозваться.
|
|||||
31.03.2017 |
Издевательство Леонида Гиршовича?
|
|||||
25.03.2017 |
|
|||||
22.03.2017 |
Как проверить идеал Литвиновой.
|
|||||
20.03.2017 |
|
|||||
18.03.2017 |
|
|||||
15.03.2017 |
|
|||||
12.03.2017 |
|
|||||
11.03.2017 |
|
|||||
09.03.2017 |
|
|||||
01.03.2017 |
|
|||||
26.02.2017 |
|
|||||
20.02.2017 |
2-я премия "Большой книги" 2016 года.
|
<< 71|72|73|74|75|76|77|78|79|80 >> |
Редколлегия | О журнале | Авторам | Архив | Статистика | Дискуссия
Содержание
Современная русская мысль
Портал "Русский переплет"
Новости русской культуры
Галерея "Новые Передвижники"
Пишите
© 1999 "Русский переплет"