02.02.2021
21:14

Можно ли что-то ответить на упрёки Боровиковскому?

31.01.2021
22:58

Жалко нас

29.01.2021
14:02

Я читаю «Чертёж Ньютона» Иличевского

28.01.2021
13:17

Как противостоять овертону в фильме «Громкая связь»

27.01.2021
21:41

И потянул я кота за хвост

27.01.2021
20:35

Почему художники впадают в формализм

26.01.2021
13:41

Смысл ненаписанной пьесы Сологуба

26.01.2021
13:39

Смысл ненаписанной пьесы Сологуба

26.01.2021
13:37

Смысл ненаписанной пьесы Сологуба

24.01.2021
20:48

Почему художники впадают в формализм

24.01.2021
00:47

Ура профанам! О музыке Высоцкого

22.01.2021
21:55

Психологически: откуда у футуристов энергия искажения

21.01.2021
22:36

Экстраординарное в фильме «Седьмое небо» 1971 года

20.01.2021
15:47

Написал (о Пуссене), но сомнение грызёт

19.01.2021
13:28

Зачем Пуссен преувеличил рост Геркулеса или Ошибки Кургиняна и Пуссена

18.01.2021
13:41

Лживые бравуры из-за 110-летия выставки «Бубновый валет»

16.01.2021
18:42

Метаморфозы великого художника Бирштадта

15.01.2021
14:28

Продолжаю серию разоблачений про подмену интернет-ресурсом искусствоведения развлекаловкой

14.01.2021
18:32

Нет! «Летний день» Герасимова не печаль

12.01.2021
16:16

С какой точки зрения лучше смотреть на живопись

Мне понравились такие вот картины Кульбина.



Предваряя будущее повествование, тут же скажу: это ж смелость надо иметь - нарисовать в общем жёлтый песок… синим. И не вызвать чувственного отторжения. Только ум чует, что тут есть подвох у смелости.





Кульбин. Сосновый лес. 1907. Бумага, акварель.

Опять надо иметь смелость коричневатую гниющую хвою нарисовать жёлтым. И глубь лесную – так же. А жёлтые стволы сосен – наоборот – коричневым.



Кульбин. Загорающие. 1916.

Тела – голубым! Надо же!

И всюду – множественность, повторяемость: волн, стволов, лучей… Коллективизм. Потому что смелость какая-то с изъяном, с неуверенностью, надо подзуживать на неё и других вместе с собою, чтоб всем вместе осмелиться. А перспективы – радужные, хорошие. Вот только тоже какие-то с изъяном. – Потому, собственно, и смелость такая, что изъян надо купировать крепкой деформацией действительности. Осознаются и перспективы, и изъян, и смелость: нам электричество сделать всё сумеет, нам электричество тьму и мрак развеет, нам электричество наделает делов, нажал на кнопку – чик-чирик – и инженер готов. (Так пели мы, студенты 50-х годов, смутно понимая, что лепят из нас не классных специалистов.)

У Кульбина было совсем не то с изъяном и благой перспективой.

Он изучал только-только открытые рентгеновские лучи, и ему была знакома так называемая ультрафиолетовая катастрофа в физике. Она связана с расхождением вычисления и опыта по замерам энергии стоячих электромагнитных волн в замкнутой полости.

Слух об этом непосредственно (в виде стоячих волн) отразился в таком произведении футуриста.



Балла. Динамизм собаки на поводке. 1912.

Тут тоже знакомая смелость-искажение-действительности в множественности лап собаки, ног её хозяйки, положений поводка…

Кризис физики состоял в том, что по расчётам, раз энергия колебаний растёт с частотой световой волны, то при большой частоте энергия становилась бесконечной, а опыт этого не показывал. (Увеличения частоты добивались простым нагреванием чёрного тела – оно светилось светом {его излучали электроны тела} – а это электромагнитные колебания – от инфракрасного и красного до ультрафиолетового. Думали при этом, что изменение частоты излучаемого электроном света зависит от частоты его, электрона, обращения в атоме. Чем меньше радиус обращения, тем больше частота, тем фиолетовее излучение. Но излучающий электрон теряет энергию и падает на ядро. А этого нет.)

Наполовину спас физику Планк. Он предложил такой коэффициент при частоте электромагнитного колебания, что умножение одного на другое даёт энергию излучения, совпадающую с экспериментом. Но для этого коэффициента надо, чтоб атом не имел планетарный вид.

Совсем спас дело Эйнштейн, сказавший, что постоянная Планка означает порционное излучение. То есть свет не волна, а частица.

Планк это не мог взять в ум. Страдал.

А мир, микромир, открывался с совершенно иными законами, чем наш знакомый макромир.

Новый мир – оптимизм. Но для таких, как Планк, оптимизм этот с запинкой. Что и выражал футурист всё знающий и осознающий (и плюсы и минусы) Кульбин смелостью в искажении действительности.

Совсем не так с деформацией действительности, когда всё и более основательно и менее осознаваемо для художника: растущая мощь русского народа (когда все другие художники о нём плачут, несчастном, мол; чуяние нового в социуме и есть реализм, ничто иное им не является).



Шишкин. Утро в сосновом лесу. 1889.

И ещё иначе всё с деформацией действительности у Сезанна. Она незаметна, множественна и всюду иная. Повторяемости искажений нет. И они не заметны. Просто что-то не то.



Сезанн. Персики и груши. 1895.

Где и какие искажения действительности я предлагаю читать тут.

Вот над этой картиной я и поспорил на днях с одним художником.

Я исходил из того, что деформации Сезанна принципиально не такие как у футуристов. (Что те появились после Сезанна для чистого рассуждения не имеет значения. Речь же о логике.) Одним-двумя словами: футуристы – оптимистичны, с внутренним изъяном и коллективисты, а Сезанн – пессимистичен, тоже с изъяном и индивидуалист.

Я рассуждал далее следующим образом. Футуристам не стыдна была смелость. И не только потому, что пример Сезанна их расковал. А и потому, что она была связана с оптимизмом для масс людей. (Что массы их смелости не понимали, футуристов не останавливало – потом поймут.) А вот Сезанну было перед людьми стыдно (он деформации – сперва по крайней мере – прятал, делал незаметными). Деформации сами по себе выражали у него не просто изъян некий, а колоссальное разочарование не только в действительности, но и вообще во всём Этом мире (так у меня получалось из динамики искажений последовавшими за Сезанном индивидуалистами – кубистом Пикассо, например). В личном плане у Пикассо это связано с венерическим заболеванием. Нигилизм самого Сезанна связан с деспотизмом отца. У Ницше – с полным отсутствием сексуальной жизни. У Чехова – со смертельной чахоткой.

Футуристы были оптимисты, а ницшеанцы (я так предлагаю их называть) ультрапессимисты.

И споривший со мною художник назвал такой подход к живописи психологически-социологическим и теоретическим. Не непосредственным.

Сам же он незаметность искажений Сезанна назвал какими-то уютными, и мастерскими в том смысле, что они объединены некой целостностью. Не выпирают. Эстетически ценны. Свой подход он называет непосредственным и эстетическим. И мой – молчаливо – низменным.

Я же его подход ценю меньше своего, и свой называю художественным. Претендующим на умение выявить те странности, которые являются следами подсознательного идеала (каким бы тот содержательно не был).

Так у Шишкина подобным следом является такая странность, как огромные лесные дали, видные в совершенно глухих дебрях леса. Тоже незаметная странность, как и нарушения пространства у Сезанна. Но нарушения пространства – это огромность по сравнению со странностью у Шишкина, просто сумевшему дебри второго плана поместить в овраг, отчего обнажились большие дали другой стороны оврага. Огромность у Сезанна заставляет думать, что она вызвана тоже подсознательностью идеала. И что это может быть, раз это альтернатива аж Этому миру? – Только одно – метафизическое иномрие (учитывая кризис христианства в то время). Неосознаваемость иномирия помогает факту незаметности искажений у Сезанна. Чем дальше по последователям Сезанна, тем труднее думать, что подсознательность иномирия сохраняется. С другой стороны, их смелость в искажениях так возрастает, что их появление можно объяснить только отсутствием контроля сознания при замысле, или при исполнении.

В то же время искажения футуристов какие-то меньшие. Им не хочется отдавать подсознательность идеала.

И всё это такие глубины, что жаль признавать их меньшую ценность по сравнению с невнятно выраженной целостностью, эстетическим подходом моего оппонента.

Но спасибо ему за провокацию меня на усиленную чёткость взгляда.

4 декабря 2020 г.