Я получил возражение, дескать, как может Фофанов быть декадентом (см. тут) и катить бочку на декадентов. И приведено было в доказательство стихотворение.
Декадентам
|
Бледная, с поблекшими чертами,
А в очах огонь безумных грез,
Вот она!.. Вокруг ее — хаос
И жрецы с подъятыми власами.
.
Бьют они в горячечную грудь,
И вопят они о чем-то непонятном,
Но не их кадилом — ароматным
Свежим воздухом пора вздохнуть!
.
Прочь, рабы! И прочь, князья уродства,
Душен ваш бесчувственный огонь...
Прочь, фигляры! Маску донкихотства
Пусть сорвет с вас дерзкая ладонь!
.
Нет, не гром вас божий покарает,
Хохот черни злобно вас убьет...
Ваша Муза — как больной урод,
Что себя собою утешает!
.
Чернь дерзка, но искренна порой .. .
Ваша Муза — мумия пред нею...
И пророк грядущего — метлой
Вас прогонит, с вами — вашу фею,
Вашу Музу с гаерской клюкой!
1900 (опубл. 1901) |
И я вспомнил (см. тут), что зарезервировал отличие декадентства от сатанизма. Декадентство спокойно приемлет первенство Зла, а сатанизм – с торжеством.
Мне остаётся только проиллюстрировать это торжество.
Смотрите:
"Цветом своего лица, синеватым, бескровным, он напоминал средневековых узников, на целую жизнь замурованных в душном мраке сырых темниц”.
Согласитесь, что со времён романтизма привлекаемое для устрашения средневековье (для создания образа плохой действительности, которой противостоит прекрасная душа героя), - согласитесь, что это средневековье величественно. Вот эхо того величия и использует Шарль Гюисманс в романе “Там, внизу” (1891). Оттуда я и привёл цитату.
Ей у Фофанова соответствует "Бледная, с поблекшими чертами”.
Только у Гюисманса отношение где-то торжественное ("на целую жизнь”), а у Фофанова – отрицательное (отрицается как раз за это торжество): "вопят они о чем-то непонятном”. Торжественное нарекается непонятным.
Или вот пример из Гюисманса:
"— Почему возмущает тебя так пыль, — ответил де Герми. — Помимо того, что у нее вкус застарелого бисквита и блеклый запах древней книги, она как бы набрасывает на вещи воздушно-бархатный покров, осыпает их мельчайшим сухим дождем, смягчает чрезмерные краски, грубые тона. Она — одеяние запустения, пелена забвения”.
Ода! Какое воспевающее словоприменение: "бисквита”, “древней книги”, “воздушно-бархатный покров”, “смягчает”, “одеяние”, “пелена”.
Оппозицией пыли (воздействующей на обоняние), воспеваемой Гюисмансом, у Фофанова является "Душен” (слово с негативной аурой).
Вызывающе позитивный облик де Греми у Гюисманса можно противопоставить у Фофанова негативному облику, тех, кто у него названы "князья уродства”. И какой он?
"…он бросался в глаза своей исключительной изысканностью и вместе с тем видом, исполненным презрительного недоверия. Высокий, худой, очень бледный, он прищуривал близко посаженные над коротким вздернутым носом глаза с темно-синим отливом. Волосы его были белокуры, щеки выбриты, заостренная бородка была почти пробкового цвета. Он производил смешанное впечатление болезненного норвежца и жесткого англичанина”.
Кого умиротворённый во Зле Фофанов хорохорящихся Злом врагов своих, сатанистов, мог называть тенденциозно и несправедливо маской "донкихотства”? – Смельчаков каких-то. Например, звонаря Карэ, рискующего сорваться с высоты, как безрассудно смелый Дон Кихот с лопасти ветряной мельницы, в которой застряло его копьё, и он его мужественно не выпускает из рук, хоть лопасть подняла смельчака на опасную для жизни высоту.
"Они вошли в круглый покой, посредине которого у ног их зияла большая скважина, обнесенная железным перилами, изъеденными оранжевой ржавчиной.
Глаз тонул в бездонной пропасти, если всмотреться приблизившись. Казалось, что на самом деле смотришь в отверстие камня над колодцем, и что колодец этот чинится. Казалось, что скелет перекрестных брусьев, на которых висели колокола, опущен в глубину сруба, чтобы подпереть стены.
— Подойдите, сударь, не бойтесь, — пригласил Карэ, — взгляните, что за очаровательные создания!”.
Так что логика вражды декадентов с сатанистами выдержана. Просто не устоялось тогда различение между спокойными декадентами и пафосными сатанистами.
14 сентября 2021 г.