TopList Яндекс цитирования
Русский переплет
Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум
-->
Первая десятка "Русского переплета"
Темы дня:

Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад?

| Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?
Rambler's Top100
Проголосуйте
за это произведение

 

Максим Солохин

 

О воспитании

.

Основную мысль данной заметки можно выразить в немногих словах: целью христианского воспитания должно быть покаяние; все средства и методы воспитания должны быть сообразны этой цели. По существу, более и добавить к этому почти нечего. Однако всё обилие работ по данной теме, появившихся последние годы, после того, как Православие вновь стало в России религией дозволенной, задевает эту основную цель воспитания только по периферии, выдвигая на передний план формирование здравой нравственности. Между тем, здравая нравственность является естественным следствием даже не покаяния, а только серьёзного намерения к покаянию. С другой стороны, она не обязательно зиждется на покаянии. Легко уживаясь с тайной страстью гордости, вполне здравая по общечеловеческим понятиям нравственность может формироваться даже и вне Церкви, в иных христианских деноминациях, ибо нравственность в Евангелии лежит на поверхности, будучи очевидной даже и для атеистов. А ведь целью православного воспитания является не менее как рождение нового человека ("новой твари", согласно Апостолу), каковое рождение совершается свыше, по словам самого Господа Христа, Единородного Сына Девы: "Если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия". Православное же воспитание таинственно; оно может совершаться только в Церкви, в "домашней Церкви", по Павлу. Родители родили ребёнка к жизни временной, они же должны позаботиться о том, чтобы чадо их вошло и в Жизнь вечную. "Сия же есть Жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога..."

Необходимо уточнить, что речь идёт именно о воспитании ребёнка в Православии, а не просто о православном влиянии на ребёнка. Различие между тем и иным в том, что воспитатель имеет над ребёнком нераздельную власть, ограниченную только властью Бога и нравственным авторитетом Его Церкви. Это возможно только в семье, притом в семье, где имеется единодушие родителей; с момента, когда ребенка отдают в школу, воспитание в строгом смысле этого слова заканчивается, хотя влияние родителей простирается в той или иной мере на всю жизнь чада.

Естественно, влиять на ребёнка надо в том же духе, что и воспитывать. Покаяние является целью не только воспитания, но и всей христианской жизни, ибо только чистые сердцем Бога узрят. Речь идёт о том, что если влияя на ребёнка можно ставить перед собой и цели сравнительно более низкие, как формирование нравственности, развитие эстетического вкуса или общее образование, то воспитание может иметь в виду только указанную предельную цель. Говорю "предельную", ибо то, что следует за покаянием, уже не есть дело человеческое и не может мною обсуждаться. Всякая другая, более низкая цель, недостойна быть целью воспитания, ведь речь идёт о почти абсолютной власти над ребёнком - а Бог дал родителям над ребёнком почти абсолютную власть! Современная секулярная культура противится, по сути дела, самой идее воспитания и именно из уважения к таинству свободы личности. Ведь эта культура по своему происхождению христианская. Оставив Христа, она извлекла из христианства одну-две великих истины, не задевающие самолюбия человека. Одна из этих истин и есть понимание свободы человека как неприкосновенного таинства - ибо Сам Бог, "хотящий всем человекам спастися", не отнимает ради сего спасения данного им для спасения дара свободы, даже когда человек употребляет сей дар в погибель себе. Поистине, всякая иная цель, кроме покаяния, вводящего в Царствие Небесное, недостойна быть целью воспитания. И потому все, кто противится идее православного воспитания, по-своему правы, ибо неверствие их не позволяет им уразуметь, что есть покаяние. А кроме покаяния воспитание не имеет оправданий, ведь речь идёт о человеке.

Итак, я утверждаю, что целью православного воспитания может быть только покаяние. Воспитание есть слишком тяжёлое оружие для иных целей. Влияние же в духе православия, повторюсь, значительно шире по целям и слабее по средствам. В большинстве случаев, когда пишут о православном воспитании, разумеют под этим термином именно некоторое благотворное влияние на ребёнка.

Дело в том, что идея школьного воспитания, пришедшая в Россию в эпоху расшатывания национальных устоев, утвердилась теперь уже настолько прочно, что юридически дозволенное теперь семейное воспитание отделено от современного православного человека почти неодолимым психологическим барьером. Мы стали заложниками школьной идеи. Не отдать ребёнка в школу - семейному человеку так же трудно, как холостому решиться уйти в монастырь. Отдают же ребёнка в школу как раз в том возрасте, когда Церковь считает обязательным для детей приступать к таинству Покаяния, то есть к исповеди. Соответственно, до семи лет ребёнку не вменяется грех, разве только "на месте преступления", а после семи мы имеем дело уже не с воспитанием, а с влиянием на нашего школьника в духе православия. Не представляется ли тогда лишённым всякой конкретности утверждение о том, что обязательная цель воспитания - это покаяние? Чтущий да разумеет. Если же представляется, то необходимы нижеследующие разъяснения.

Раскаяние во грехах вовсе не исчерпывает понятие покаяния. Церковное понятие "покаяние" означает изменение ума, обращение ума от мира к Богу. Нормальное, неповреждённое грехом состояние ума есть непрестанное молитвенное обращение к Богу. Это - пища ангелов и святых людей. Наш ум омрачён от рождения (от зачатия?), ум человека с детства прилеплен к чувственному. Младенец до известного возраста не знает греха как волевого акта, но он с самого начала омрачён греховным забвением Бога, принятым от нас по наследству. Остальные грехи и страсти постепенно нарастают на этой тёмной почве неведения Божественного. Покаяние и есть работа по исцелению ума.

Ясно, что это - работа благодати. Только Бог может открыть человеку Себя, только Он может привлечь внимание человека к Себе. Если покаяние суть пленение ума молитвою, то какую роль здесь может играть воспитание?

А какую роль вообще может играть человек в своём спасении, если спасение совершается не иначе как действием благодати? Этот вопрос выдаёт непонимание того, в чём собственно проявляется в человеке действие благодати. Благодать бывает присуща человеческому уму не иначе как тогда, когда ум внимательно и без смущения молится Богу. Это и есть образ действия благодати в ещё ветхом, падшем человеке. Поэтому оставление молитвы сопряжено с оставлением благодати. Произвольное оставление молитвы есть начало отступления от Бога. "Непрестанно молитесь", - это более, чем заповедь. Это образ пребывания Бога с людьми. Человек кающийся действия самой благодати и не замечает. Знакомые нам по опыту действия утешения, необъяснимого мира и другие - это, конечно, не сама нетварная благодать, но её тварные следствия, которые нельзя считать надёжными признаками действия благодати, ибо такие же или подобные следствия могут возникать и от иных причин. Субъективно нам может казаться, что наша внутренняя молитва к Богу - это наше собственное действие, совершаемое нами с огромным самопринуждением без всякого содействия благодати, быть может, в полной богооставленности. Но это, конечно, иллюзия. Без содействия благодати мы не могли бы и вспомнить Бога. А пребывание в памяти Божией, усердное хранение памяти Божией, всяческое избегание забвения Бога - это и есть покаяние, следствием чего становится уже и видение греха, и раскаяние во грехах. А без этого усердного делания, без хранения памяти Божией раскаяние во грехах приносит сравнительно немного пользы, со временем обнаруживая склонность к повторению тех же грехов, новому раскаянию и так без конца. Непрестанное памятование Бога же действительно исцеляет нас от греха, ибо в нём есть Сам Бог Своею благодатию. Ибо нет памяти Божией там, где нет хотя бы прикосновения благодати. Сколько забвение Бога губительно для души, столько - и даже более - память Божия целительна для всего нашего естества! Её значение человек склонен недооценивать - и это тоже следствие нашего омрачения.

Но если так, то ясно, что именно мы должны делать для наших детей с самого раннего возраста со всем усердием и непрестанно. Мы должны всячески стараться привлечь их ум ко Господу, используя для этого все доступные нам средства. В том раннем грудном возрасте, когда человек воспринимает мир почти исключительно через рот - когда младенец только ест и спит - мы должны позаботиться о том, чтобы он возможно чаще причащался Святых Тайн, чтобы он ощутил неизъяснимый вкус Крови Христовой, который нам самим, за огрубение наше, быть может, и не дано ощутить. Мне кажется, лучше, чтобы чуть подросший ребёнок причащался не во сне, но насколько возможно примечал, что происходит. Когда он начинает видеть предметы, но пока ещё неясно, надо чаще бывать в храме, моля Господа даровать ему видение невидимого. Дома надо занимать малыша церковной музыкой, освящёнными предметами, чаще давать ему святую воду, просфоры и так далее. Каждый шаг взросления, каждая новая способность, появляющаяся у ребенка, непременно должна быть использована нами с той же целью - привлечь ум чада нашего ко Господу. Пусть первое слово его будет имя Божие, пусть первая книжка его будет с иконками, первая мысль его будет о Создавшем его, первый рисунок его - Крест. Всякий разговор с ребёнком, с чего бы он ни начинался, надо сводить на ту же тему. Ибо о чём нам, христианам, говорить, как не о Господе и Спасителе нашем?

Важно осознавать, что привлечь ум ребёнка к Богу - не в человеческих силах; это дело благодати Божией. Но если сами мы пребываем в памяти Божией, значит, Сам Бог Своею благодатию с нами пребывает. Потому когда мы будем говорить ребёнку о том, чем занят наш ум и что поглощает наши чувства, благодать наверняка коснётся и его души. Это соответствует и принципу естественности, искренности взаимоотношений. Если же в какие-то минуты мы сами далече отстоим от памяти Божией, то и для ребёнка бесполезно выслушивать наши словеса, лишённые силы искренности. Надобно нам тогда скорее приходить в себя и возвращаться к тому деланию, к которому мы призваны. Ибо все мы призваны непрестанно молиться ко Господу.

Важно различать, что значит помнить о Боге, и что значит помнить Бога. Различие здесь такое же как говорить о каком-либо человеке и говорить с самим этим человеком. Промежуточное понятие - это говорить о каком-либо человеке в его присутствии. Важно говорить о Боге в присутствии Бога. Противное сему, по сути, - безумие.

Так, мне кажется, надо мудрствовать и об употреблении имени Божия всуе. Употреблять это Имя всуе - значит не помнить о присутствии Того, о Ком говоришь. Если помнишь - значит, уже не скажешь всуе. Помышлять же об этом так, что о Боге лучше говорить пореже - справедливо только в том смысле, что вообще полезно говорить пореже. А уж если всё-таки говорить - то говорить, конечно, о Господе, слышащем все наши разговоры. А говорить нам, воспитателям, надо. Ведь основной инструмент воспитателя с известного момента развития ребёнка - это язык. Потому боязнь говорить с ребёнком о Возлюбленном - это от лукавого, который боится, чтобы мы снова заговорили о Том, Кого все боятся. Мы же да приступаем к сему деланию с благоговением и любовью. Ибо в сладость нам говорить о Том, Кого любим и Кого ищем. Ясно также, что шуточки и смех в таком деле неуместны. Но они вообще в христианской домашней Церкви неуместны. Чтобы изгнать их из дома, и нужно чаще вспоминать в нашем доме о Господе. Так следует разуметь и об остальных пороках.

Из сказанного ясно, что основой православного воспитания является покаяние родителей, их искреннее усердие непрестанно хранить память Божию. Чтобы Господь стал смыслом всех наших поступков и слов.

Итак, в этом отношении путь монашеский и путь семейный неразличимы. Там и там память Божия является сокровенным смыслом происходящего. Весь подвиг монаха утрачивает смысл в забвении Того, ради Кого он совершается. Аналогично, родительское радение о воспитании детей теряет смысл без памяти Божией. Для чего растим ребёнка? В пищу червям?

А что касается методов и путей реализации этой программы воспитания - как во всяком живом деле, они должны быть разнообразны и изменчивы. То, что наиболее хорошо сегодня, может быть совсем нецелесообразным уже завтра. Основной же метод сроден цели: надобно нам жить в памяти Божией, надобно нам сродниться с благодатию - и тогда самая благодать да научит нас на каждый день насущным методам воспитания. Мы же да не упускаем из виду нашу Цель - Господа нашего, Даровавшего нам чад и Облекшего властью над ними, Которого да призываем непрестанно.

При таком подходе к воспитанию основным врагом воспитательного процесса не может не стать враг рода человеческого. Прежде всего он действует через родителей, пытаясь уклонить их с пути, всевая страхи и мирское мудрование. В самом раннем периоде младенчества, если младенец живет церковной жизнью, прямое действие на младенца попускается редко, как испытание крепости родительского упования на Бога. В это время самая лучшая стратегия воспитания ≈ полностью исключить из кругозора малыша все, что не является Богослужением.

В сущности, все в мире является Богослужением, однако весьма немногое мы можем осмыслить как Богослужение. Зато очень-очень многое воспринимается нами как недолжное, как отсутствие Промысла. Мы вроде бы и верим, что все в руке Вседержителя, но на деле сплошь и рядом видим вокруг себя одно досадное недоразумение. Это, конечно, проекция вовне нашего собственного недо-разумения, но ребенку от этого не легче. Для него, новичка в мироздании, лучше до поры до времени удерживаться от всего, что превосходит меру разума его родителей. Мы имеем хоть отчасти ум Христов: веру истинную, веру во всеобъемлющий Промысел Божий, направляющий все ко благу. Мы верим, что все в мироздании предусмотрено и все служит ко славе Творца. Верим, но не всегда видим.

Так вот взор ребенка следует удерживать от всего, что мы в этом смысле НЕ ВИДИМ, хотя бы то были в мирском смысле веши вполне безобидные. То, что не служит (в нашем разуме) славе Господней, НЕ БЕЗОБИДНО. Ибо в истинном-то разуме все, что творит или попускает Господь, служит к славе Господней. Только для нас, не имеющих истинного разума, младенцев (зародышей?) во Христе, есть собственно мирское. А значит, все такое удаляет нас от истинного разума, служит соблазном для малых сих. Это просто и очевидно.

Но вот тут-то в дело вмешивается враг со своим мудрованием. ⌠Это ведь тоже жизнь,≈ говорит он,≈ это попускается Богом, для чего-то это нужно. Зачем прячешь ребенка от жизни, зачем выращиваешь его в аквариуме? Не потерпит ли он крушения, столкнувшись с реальностью?■ Для чего-то это нужно, говорим мы помыслу. Но мы не знаем, для чего. Мы верим, что это тоже служит славе Создателя, но не знаем, для чего это нужно Ему. Поэтому проявим должную скромность, не простираясь на то, что превосходит нашу меру. ⌠Не в твоих силах уберечь ребенка от реальности, ≈ заявляет он в ответ, не слишком заботясь о последовательности мысли, ≈ все равно у тебя ничего не выйдет, и жизнь возьмет свое. Если бы это было вредно, Господь бы этого не попустил.■ Вот именно, скажем мы. Насколько Господу угодно, он попустит ребенку столкнуться с соблазном, ⌠ибо должно прийти соблазнам■. Мое же дело ≈ не стать тем человеком, через которого соблазн приходит. Ибо то, что Господь попускает, и находится в Его ведении. А то, что я попускаю, должно находиться в моем ведении. Если же это вне моего ведения, то и не должно мною попускаться. На то я и поставлен над малышом. Что же вне моего ведения? Все, что не может быть мною истолковано как служащее славе Господней.

Итак, на первом этапе борьбы за душу ребенка мы оставляем его в тылу. Он не должен даже догадываться, что есть соблазны, не должен знать, что есть нечто, не служащее Богу, а претендующее на самодостаточность. Почему? Потому что все подобное существует только в нашем омраченном разуме, в области темной. Слава Богу, в действительной реальности такого просто нет. Там все служит Богу и только Богу. Сколько от нас зависит, ребенок должен провести первоначальный период жизни как бы в раю, где нет иной заботы, кроме заботы о Богопознании.

Следующий этап должен начинаться не по нашей инициативе, а попущением Божиим. Врагу попускается непосредственно всевать в душу ребенка свои плевелы. Симптомом приближения к ребенку ⌠линии фронта■ является проявляющийся у него негативизм по отношению к святыне. То, что до сих пор пробуждало в нем светлые чувства, роднящие его с ангелами, вдруг вызывает гнев. В конце концов это начинает напоминать беснование. Душа падшего человека по устроению все-таки ближе к демонам, чем к ангелам, и падшая природа берет своё. Это, конечно, не беснование, а обычная омраченность.

Благодать для нас в действительности не столь уж приятна, она порой просто тяжка для нас. Сам Господь называет ее применительно к нам ⌠иго Мое■ и ⌠бремя Мое■. Господь говорит, что иго Его благо и бремя Его легко, но это приходится до поры принимать на веру. Благодать Господня в проявляется в нашей душе как наша собственная молитва к Богу. Оставляя молитву, мы удаляемся от благодати. Как мы относимся к молитве, так мы и относимся к благодати, таково наше отношение к действительному Богу. Мы можем воображать, что любим Бога, что служим Ему, но если при этом долгое пребывание в молитве для нас, к примеру, скучновато, значит, Господь для нас скучноват, как бы это ни звучало. Если молитва тяжка, то и благодать тяжка. Если молитва для нас ≈ редкий всплеск, то таков для нас и Бог. Молитва ≈ симптом нашего отношения к Богу. (Если мы называем молитвой то, что в действительности далеко от молитвы, то мы верим не в Того Бога. Молитва ≈ это практическое Богословие. Те, кто не молится, на самом деле просто не верят в Бога. Впрочем, мое слово адресовано верным и молящимся.)

Было бы странно, если бы наши дети ≈ плоть от плоти нашей, были ближе нас к Богу. Период младенческой чистоты и невинности ≈ это не естественное свойство человеческой природы, а особый дар Бога детству. Без этого дара православное воспитание было бы просто невозможно. У каждого человека в глубинах памяти есть светлая полоса самого раннего детства. Господь человеколюбив, и не попускает врагу впрыскивать яд в несформировавшуюся еще душу. Потому не будем беспечны, с умилением глядя на нашего младенца, осмысленно открывающего уста для причастия. Война еще предстоит.

И не будем отчаиваться, когда нам покажется, что все, с таким трудом созидавшееся, обратилось в руины. У Бога ничего не пропадает.

Когда младенец принимает вражеские помыслы, он способен потрясать родительскую душу до самых глубин. Это должно стать причиной искренней, не побоюсь сказать, сердечной молитвы. Молитва наша и должна служить контрударом против наносимого врагом вреда. Да не обольщаемся мыслью сразиться с лукавым силами нашего разума. Бог попустит нам посрамиться, чтобы мы не обольщались собой. Человек весьма слаб умом сравнительно с бесом, и должен хорошо сознавать это. Только в сказках можно перехитрить черта, на деле всякая наша хитрость является только частью его хитрости, направленной против нас же. Это он и учит нас сражаться с ним помимо молитвы. Ибо правильная молитва ≈ единственное, что для него опасно. Потому что в молитве он сталкивается с Тем, Кто ⌠дает молитву молящемуся■. Страшно впасть в руки Бога Живаго. А без помощи Божией никто молиться Богу не может. Молитва ≈ это явление Его благодати, хотя бы самому молящемуся и казалось, что он оставлен благодатью. В действительности оставление благодати ≈ это оставление молитвы. Быть может, Единственный, Кто мог помолиться Отцу, будучи действительно оставлен благодатью ≈ это Сам Бог воплощенный и распятый. Мы же не таковы, и без содействия благодати молиться Богу просто неспособны. Потому никто молящийся не отчаивайся. Если ты молишься Богу, то из того самого, что ты молишься, очевидно, что ты не оставлен Богом. Только смотри, как молишься. Какова для тебя молитва, таков для тебя и Бог твой. Кто прельстился в молитве, тот потерял Бога Истины. Святых Отцов полк да не пылится на полках. Будем трезвиться!

Итак, если Бог попустил младенцу принимать вражьи помыслы, это должно быть для нас знаком боевой трубы, призывающей встать на молитву. Другого средства борьбы нет. Увещевания пользуют мало и ненадолго. Мы вкладываем ребенку слова, а враг ≈ мысли. Что эффективнее?

Наказание, пожалуй, эффективнее, если применять его с умом. Ведь Бог дал ребенка во власть нам, нам, а не демонам. Но наказывать с умом трудно, по вышеуказанной причине недостатка ума. Еще труднее давать общие рекомендации. Когда потомок наш восстает против нас, это иногда умнее и потерпеть, а иногда и всыпать. Но вот когда он дерзает против Господа, оставаться в стороне неуместно. Он должен знать, что Кого-то мы любим гораздо сильнее, чем его. Должен знать свое место. Я могу ставить своего сына равным себе, могу даже и уступать ему первенство, если это ему не вредит. Но мы оба ≈ ничтожная пыль, персть перед Богом. Это нужно усвоить с младых ногтей.

Здесь надо сказать слова, которые не могут быть правильно поняты вне Православия. Для мира они безумны. Человек ≈ это только инструмент для Богослужения. И только в этом смысле он может ⌠звучать■. Что есть инструмент для Богослужения? Храм. Колокол. Престол. Святая Чаша. Икона. Одним словом, святыня. Человек ≈ святыня, даже если он не используется по назначению. Ибо пока он жив, он еще может быть использован по назначению. Кто утверждает обратное, тот не верит, что Бог всемогущ. Человек ≈ это инструмент для Богослужения.

Воспитание детей в Православии ≈ это тоже Богослужение. Наше дитя ≈ это инструмент для Богослужения. Данный нам Богом, чтобы мы использовали его по назначению. Инструмент очень ценный, превышающий (в потенции) всякую иную святыню в Церкви, за исключением только Святых Даров. Потому что ребенку даны от Бога ум и сердце, предназначенные быть вместилищем и жилищем Творца. Но вместе с тем ≈ это только инструмент. Не более того. И это не должно быть секретом от ребенка. Он должен это усвоить с раннего возраста. Я ≈ очень ценный инструмент, разумный инструмент Бога для разумного служения Богу. Если я не стану служить Ему разумно, я все-таки буду служить Ему, Промыслителю, только буду служить ему неразумно, по словам псалмопевца ⌠и человек, в чести сущий, несмысленным скотам приложился и уподобился им■. И еще: ⌠не будете как конь и осел неразумны, броздами и уздою челюсти их стянешь■. Потому за отказ от разумного служения Богу, за неразумие, не грех будет и выдрать чадо как сидорову козу.

А основой разумного служения Богу в Православии является молитва. Молитва ≈ матерь всех добродетелей, сиречь добрых дел. Кто этого не усвоил, тот еще не понял, что такое Православие. Добрые дела без молитвы мертвы как и вера без добрых дел. Молитва же является первым и главным добрым делом всякого, кто наделен умом. От молитвы, от благодати, действующей в молитве и через молитву, постепенно устрояется и все остальное в благочестии. Обратный порядок несмыслен. Основой же самой молитвы является молитва словесная, общеизвестная краткая молитва Иисусова, которая должна стать привычным и постоянным делом каждого православного человека, монаха и мирянина, прежде чем благодать, действующая в этой молитве, подвигнет ум человека, а затем и сердце, к молитве внутренней. Собственно молитвой является молитва внутренняя, а не внешнее молитвословие. Словесная молитва является скорее лишь иконой внутренней молитвы, однако икона эта освящена преданием Церкви и истинными молитвами Святых Отцев.

Здесь я должен высказать глубокое убеждение в том, что ребенка нужно приучать к словесной Иисусовой молитве с самого раннего возраста ≈ с проявления дара речи. В конце концов для того и дается Богом дар речи, чтобы мы призывали Его словом. Ребенок в этом смысле ничем не отличается от взрослого, разве лишь тем, что по неразвитости ума у него размыта грань между молитвой словесной и умной. Тем больше для него значит молитва словесная.

Мы приучаем наших детей к гигиене, к телесной чистоте, порой невзирая на их протесты и вопли. Мы заботимся об их здоровье, пренебрегая их симпатиями и антипатиями. Ставим им уколы, мажем зеленкой и йодом. Заставляем лежать в постели, не пускаем на улицу при простуде и так далее. Так где же вера наша, когда дело касается духовной гигиены, внутренней чистоты, душевного здравия, когда дело касается навыка словесной молитвы, навыка, обязательного для всех православных христиан? Приучая ребенка к словесной Иисусовой молитве, нужно проявить ту же настойчивость, то же усердие, ту же убежденность в необходимости и полезности для дитяти сего священного упражнения. Кто не находит нужным иметь навык в Иисусовой молитве, не держи и икон у себя дома, и не носи креста. Ибо что важнее ≈ икона в доме семейном или икона в доме душевном? Крест на теле или крест на душе? А молитва есть икона внутри души, невидимый крест. Кто считает излишним для своего ребенка привычку к словесной молитве, тот и не приучай его носить крест. Какому ребенку полезно лицемерие? А крест на теле без молитвы в душе есть лицемерие.

Настойчиво приучая ребенка к постоянному повторению немногих слов молитвы, мы даем ему воистину необоримую защиту от вражеских прилогов. Имя Иисусово ненавистно врагу спасения, потому что оно является иконой Царя твари, в нем невидимо действует непредсказуемая и страшная Божественная благодать. Страшная для всякого своеволия и гордости, губительная для всех страстей. Борьба за молитву есть борьба за само спасение, ибо молитва есть ключ, отверзающий райские двери. Сопротивление не может не оказываться, и сопротивление бешеное.

Борьба будет идти по всем фронтам, но главный фронт здесь ≈ сердце самого читателя. У каждого православного, кто еще не стяжал навык в молитве, есть более или менее осознанные возражения против молитвенного делания. Все эти возражения есть дьявольские плевелы, всеянные врагом наряду с добрыми семенами святоотеческого учения. Если бы возражений против молитвы не всевалось, то молитва процвела бы в массе церковного народа, и Церковь бы просияла как Господь на Фаворе. Иным стал бы и лик всего человечества. И тут нет преувеличения. Но возражения есть, и возражения злохитрые, и аргументы злокозненные, и превосходящие по своей силе всю гордость ума человеческого. Враг СПОСОБЕН убедить нас, что НЕПРЕСТАННО молиться вовсе необязательно, а тем более для ребенка, пожалуй, и вредно. Враг способен убедить, и стремиться к тому всеми силами. И если еще есть люди, не внимающие его убеждениям, то это ≈ великий дар Божий, это милость, которая выше закона. Что можем мы возразить против всей мудрости князя века сего, и что мы ему противопоставим? Только авторитет святых отцев, которые не указывают нам примера, когда словесная молитва Иисусова была бы вредна, но всячески поощряют упражнение ею, именуя его поучением, трезвением, памятованием о Боге.

Молитва Иисусова не является причиной прелести. При занятии Иисусовой молитвой есть лишь одна опасность ≈ оставление молитвы. Всякое прельщение сопряжено с оставлением молитвы, собственно целью дьявольского прельщения и является то, чтобы человек оставил это ненавистное дьяволу занятие или подменил его чем-либо внешне схожим, внутренне же чуждым молитвы. Чуждым молитве является такое направление внимания, при котором человек, внешне произнося молитву, внутренне занят чем-либо иным, какими-либо ощущениями или представлениями. Произнося молитву, нужно произносить ее не устами только, но и умом, насколько хватает внимания ума. То, что мы мало способны к этому, как раз и свидетельствует о том, что мы уже находимся в прелести, уже претерпели подмену понятий. И лекарством от этой болезни, собственно, и является молитва, если внимать ей по мере сил. Прельщение же состоит (на этом этапе) в том, чтобы не считать это делание необходимым.

Вводя ребенка в мир молитвы, в мир борьбы за молитву, мы всего лишь делаем явным то зло, что скрыто. А скрытое зло стократ опаснее, потому-то оно и стремится запугать нас, чтобы мы его не смели приоткрыть.

То, что в работах по христианскому воспитанию эта тема задевается, мягко говоря, лишь вскользь, и послужило причиной написания данной заметки. В завершение хочется прикрыться авторитетом святителя Иннокентия Московского, приведя слова его из ⌠Заметки о детском воспитании■, документа официального, сверхосторожного и рассчитанного на чтение государственно мыслящих мужей, по убеждениям совсем необязательно православных:

⌠Цель просвещения простого класса должна быть единственно та, чтобы они были хорошие христиане┘ преданные своему государю┘ все сии обязанности соединяются и имеют свой зародыш в молитве ≈ и именно в той самой молитве, которой можно учить и младенцев:

    1. Молитвою и непременным исполнением молитвы в назначенное время детям внушается, что они не животные (вольные), но чем-то обязаны;
    2. Что есть Кто-то, Кому они должны кланяться, и кланяться иначе, нежели людям;
    3. Так как молитва младенцев есть ничто иное как механическое действие, то таковая молитва более или менее развивает способность к деятельности и приучает к терпению; а без терпения нельзя быть ни деятельным, ни благочестивым;
    4. Дитя, чистою и непременною молитвой со временем может получить привычку молиться; а ВЕЛИКОЕ дело ≈ иметь такую привычку.■

Сими исполненными скромности и простоты словами Богопросвещенного мужа и закончу эту заметку.





Проголосуйте
за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?
253495  2003-09-18 21:23:10
-

Русский переплет

Copyright (c) "Русский переплет"

Rambler's Top100