TopList Яндекс цитирования
Русский переплет
Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум
-->
Первая десятка "Русского переплета"
Темы дня:

Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад?

| Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?
Rambler's Top100
Проголосуйте
за это произведение

 Рассказ
23 февраля 2019 года

Галина Мамыко

 

 

Керогаз


(Рассказ)

– Отче наш, иже еси на небесех…

– Отче‑отче… Не надоело? Ложись. Ночь. Ни твоему «Отче» спать не даёшь, ни мне.

 

Анна прислушивается. Шарканье, шаги, стук дверей…

Она возвращается к бормотанию.

 

Муж заглядывает в комнату:

– Анька. Одурела? Говорю, спи, ночь ещё.

 

Она задувает лампадку. Уходит к кровати и, не снимая байковый халат, ложится. Муж смотрит, как она укрывается, как подталкивает под бока одеяло.

 

 

– И чего я в тебе нашёл?

 

Она молчит.

 

– А то, может, пустишь к себе? Вдвоём‑то получше… А?

 

Анна показывает из‑под одеяла дулю.

– Вот‑вот, я ж и говорю, ничего в тебе нет. А ты ещё спрашиваешь, почему молодых ищу, – говорит муж.

Она приподнимается на локоть, хочет что‑то сказать. Вспоминает, что собралась причащаться. Укрывается с головой, бормочет: «Господи, помилуй».

– Прокурор тебя помилует, – говорит муж и уходит.

Она прислушивается.

Слышен скрип кровати – ага, укладывается…

Послышался храп – ну, наконец-то.

Она зажигает свет. Встаёт на молитву.

 

После молитв достает из серванта бутыль. На бутыли клейкой лентой прикреплена бумажка. На бумажке от руки написано крупными печатными буквами: «Крещенская вода». Рядом нарисован крестик. Из холщового мешочка вынимает кропило. Кропит святой водой себя, комнату. Снимает тапочки, на цыпочках босиком крадётся в зал.  Кропит книжный шкаф.

 

– Молоко‑о‑о! – доносится с улицы.

 

Анна идёт в мужнину комнату. Закрывает форточку. Муж спит, накрыв голову подушкой.

 

Она бросает взгляд на часы. Пора выходить…

 

– Владимировна! Молоко‑то, а? Утреннее, парное!

 

Анна кланяется в ответ, прикладывает палец к губам. Слышно, как шебуршит ветер в сухих листьях.

– Не, молчать нельзя, – говорит молочник. – Я так и молоко не продам, если молчком стоять. А ты почему ничего не покупаешь? Опять пост, что ли? Ваши посты церковные: сплошные убытки. Сергею хоть возьми, ему же в церкву не надо!

 

Она уходит. Голос за спиной всё тише.

Идёт мелкими старушечьими шажками, пришёптывает: «Господи, помилуй!»

 

В церкви сумрак. Шорохи, шелест. На скамьях вдоль стен несколько женщин молча ожидают начала службы. Мужчина в дорогом нарядном костюме, при галстуке, быстрым шагом прошёл, приложился к иконам, поставил три толстых свечи, поклонился, так же быстро ушёл. Слышится перезвон, дьякон готовится кадить, сейчас выйдет. Высокая девица в чёрном казённом фартуке ходит между подсвечниками, зажигает с вечера оставленные свечи. Зевает, крестит рот, поправляет съехавшую на глаза косынку. Собираются певчие. Юноша‑чтец в центре храма разложил на аналое богослужебные книги, зажёг настольную лампу.

 

К группке исповедников направляется священник с Евангелием и медным крестом в руках.

 

Перешёптывания затихают.

 

– Согрешила многословием, осуждением, гордостью… – громко зачитывает с заранее приготовленной записки старуха в наутюженной длинной юбке, волосы спрятаны под белой косынкой, на ногах носки толстые, шерстяные, и домашние тапочки с задниками, поверх тапочек блестящие калоши.

– Тугая на  уши, себя не слышу, – поясняет старуха

 

Анна старается не вникать. Но услышанное о чужих грехах мешает. Мысли тут как тут.

Борьба с помыслами – дело трудное. Только зазеваешься, как дурную мысль и проворонишь.

 

Со священником Анна говорит о наболевшем.

 

– Муж на партийных должностях был. Дома шкаф – в книгах Ленина, Маркса. Не могу его уговорить выкинуть.

– Помолитесь усердно – Бог вразумит.

– Мне бы и от вас совета какого, батюшка.

– Старайтесь покрывать всё любовью. Со смирением подобает относиться к немощам ближних.

 

Идёт ставить свечи. Размышляет. Озадачена. Конкретно о книгах духовник так ничего и не сказал.

 

После службы Анна Владимировна дожидается приятельницу:

 

– Наталья Ивановна, вместе пойдём домой?

 

За церковной оградой, перекрестившись, идут под руку, не спеша. Людей мало. Колокола отзвонили. Тихо. Две нищенки у ворот. Проезжая часть дороги пока без машин. Дворники в оранжевых фартуках метут листья.

На пустых перекрёстках женщины замедляют шаг, смотрят на светофор. Ждут «зелёного человечка».

 

– Наталья Ивановна, что‑то вас давно не вижу на службах. Домой по вечерам мне одной несподручно возвращаться.

– Да я, Анна Владимировна, по работе загружена.

– Что, в школах и по вечерам уроки идут?

– Тетради проверять надо.

– Вы вот человек грамотный, с образованием. Вас мой муж уважает. Он вас послушает, Наталья Ивановна.

– О чем вы, Анна Владимировна?

– Просьба. Загляните в гости. Минут на десять. Что ж мы вместе из церквы ходим, а у меня ни разу не были. Чая попьём. Да заодно проблему одну поможете решить. У меня муж не хочет от Ленина‑Маркса избавиться. А книжек этих  – до потолка.  За всю жизнь накопил. На Ильича молится. Над кроватью – Ленин со Сталиным в рамах позолоченных.

– А вы, Анна Владимировна, тоже раньше коммунисткой были, пока не уверовали?

– Упаси Бог! Мама нас в благочестии растила, по псалтыри азбуку учили, в церковь родители брали с собой.

– А как же вас угораздило за коммуниста выйти?

– Так Господь рассудил. На всё Его воля.

– И что, муж разрешал вам в церковь ходить?

– А что ему. Ему было некогда. По партийным собраниям ездил до ночи, всю область исколесил. Он ведь у меня шишкой служил.

– Но он знал, что вы верующая?

– А куда ему деваться. Знал, конечно.

– И иконы в доме были?

– И иконы были, и лампадка. Всё, как положено. А вот сына, Богдана, приучить к церкви так и не удалось. Дурной пример отца‑атеиста перевесил.

– Так что от меня требуется?

– Когда зайдёте – начните издалека, как здоровье, как дела, как живёте… Слово за слово. Оглядитесь: «О, сколько у вас книг. Да что же это за книги такие?». Приглядитесь, да и скажите ему: «Неужели вам не страшно?». Мой муж, конечно, заинтересуется, почему это ему должно быть страшно. А вы, человек образованный, дайте пояснение. Слышала, мол, по радио, учёные проводили исследования: нахождение в доме книг, подобных трудам Ленина, действует негативно на психику человека, а самое главное – угнетает половую систему. Энергетика плохая.

– Зачем такое говорить, Анна Владимировна, родненькая?!

– Муж мой всю жизнь погуливал. И по сей день как жеребец. Сколько с ним навидалась! Приходилось в своём доме с чужой бабы снимать.

– Анна Владимировна, это как бы не моё дело, а книги здесь при чём?

– Так он больше всего на свете боится потерять мужскую силу.

– Ой, шутите, наверное. Ему уже о‑го сколько лет!

– И что с того. А ему хоть тресни. А если знающий человек скажет, что книги коммунистические из-за плохой энергетики могут лишить потенции – то, я уверена, испугается ещё как! Тут мы их и вынесем на свалку. Дышать легче станет.

– Неудобно мне в этом участвовать. Давайте так: если батюшка благословит, тогда и поговорим. Возьмите сначала благословение.

– Какое ещё благословение! Батюшку дёргать!

– А вот мы уже и пришли. Ну, до свидания, Анна Владимировна.

– Так что, ничего и не решили?

Приятельница машет в знак прощания.

 

Дома всё так же, как и до ухода в церковь. Тихо, и только храп мужа.

Анна читает благодарственные молитвы после Причастия.

 

За завтраком говорит:

– Сергей, ты вот что, ко мне больше в постель не лезь.

– Это ещё почему?

– Надо повенчаться сначала.

– Одной ногой в гробу, а она… Анька, ты в своём уме, курица безмозглая! Какое венчание ещё?!

– Поэтому и говорю. Пусть я курица, но или венчание организуем – или семейное ложе пойдёт на свалку. Не хотел ты, Сергей, многими десятилетиями по‑божески жить, так хоть сейчас, в конце жизненного пути, одумайся. Как к Богу пойдём? Что скажем?

– Ну, какой Бог в гробу?

– Умрёшь, вспомнишь мои слова. Как душа прилетит к Богу, так и узнаешь, что почём. Тело твоё в гробу останется, а душу Бог в ад пошлёт, к блудникам. А я не хочу туда. Уже сколько твержу: в не венчанном браке – это равнозначно тому, что в блуде.

– Так ты, значит, действительно всерьёз. Ох, насмешила… Ну, повенчаемся, а потом что? Неужто изменится что‑то? Какой смысл? А ежели тебя одной мне не хватает?

– Тьфу!… Пока не повенчаемся, в постель не пущу. Хватит, что по несколько раз с меня не слазил за ночь.

Муж смеётся. Уходит к телевизору.

Ночью скребётся.

– Нет! – говорит Анна.

– Открой. Напридумывала – ишь, на запоры позакрывалась. Или разлюбила, дура?

Она демонстративно подхрапывает. Муж чертыхается. Включает на полную телевизор. Анна затыкает уши ватой. Повторяет Иисусову молитву. Дремлет.

 

Через две недели муж даёт Анне согласие:

– Но чтобы ни один из наших коммунистов не узнал.

– А я думала, они перемёрли.

– Не важно. Чтобы никто не пронюхал.

 

 

На венчание он надел белую рубашку, парадный костюм с юбилейной медалью Ленина. В церкви, как и пообещал старикам настоятель, – пусто. Дверь за ними на замок закрыли.

 

 

После венчания шли по городу под руку.

Сергей ущипнул Анну:

– А теперь обещанная ночь молодожёнов!

 

 

Но вышло не так, как хотелось Сергею Поликарповичу. Вместо супружеского ложа на больничной койке оказался. А случилось вот что.

 

Поругался Сергей Поликарпович с женой за праздничным ужином: на идеологической почве – из‑за Ленина со Сталиным.

Анна потребовала убрать портреты партийных богов из мужниной спальни, и вдобавок очередной ультиматум выдвинула.

– Мы как никак – обвенчанные! А это с атеистическим коммунизмом несовместимо. Иначе, – говорит, – никакой «ночи молодожёнов».

– Ну, ты и язва, – возмутился Сергей Поликарпович. – Всё тебе мало. Прямо старуха из «разбитого корыта».

Так рассердился, ну прямо не знал, чем досадить. А тут под рукой керогаз горит. Керогаз хороший, Сергей Поликарпович в своё время с ним принципиально расставаться не пожелал, вопреки прогрессу и газификации страны. Для Сергея Поликарповича керогаз – это память о советском прошлом. Можно сказать, память о Сталине. Государственная реликвия семейного масштаба.

Так вот, эту самую реликвию он с пылу‑жару в приступе гнева себе на голову и напялил. А ведь мог и жене! Но, получается, пожалел жену. А у самого, вон, волосы и уши обгорели.

Ходит жена к нему в больницу. И по два, и по три раза в день приходит. Сидит возле обмотанного бинтами жалостливая, притихшая такая. Виноватая. Сергей доволен. Вот знал бы раньше, как жену заставить себя любить, так и два керогаза на голову нацепил.

 

– А Бог где? – спрашивает врача Сергей.

– Не обращайте внимания, –  пояснил врач Анне. –  Это от уколов. Мы ему морфий укололи.

– А Бог ушёл уже что ли? –  в голосе больного удивление.

Забылся.

Анна прилегла рядышком на сдвинутых стульях. Размышляет. И чего это Сергей про Бога заговорил? Уж не знаменье ли ему было?

 

Жизнь в больнице интересная. Но тяжёлая. С одной стороны – люди друг другу рассказывают истории. Анекдотами обмениваются. Смеются. А с другой стороны – дух больничный, казённый, запахи неприятные, стоны. А то и мертвеца под простынёй на каталке через коридор прогонят. Сергей посматривает по сторонам, молчит. Мысли у него о своём. Случилось с ним такое …

 

Увидел отца с матерью. «Вы же умерли», –  удивляется Сергей. «А у Бога все живы». –  «Где же Он, Бог‑то?» И сверху, слышит, Голос в ответ: «Сергей. Бог есть. Больше не греши».

 

 

«Дал Господь срок образумиться», – думает Анна.

 

Выписали Сергея.

 

Домой приехали, он первым делом на стул в прихожей сел для передышки, говорит жене:

– Слышь, Ань. Ты, может, собрала бы все эти собрания сочинений, да на мусорку. …

– Чего это вдруг? Иди хоть, приляг.

– И портреты вождей туда же.

– Да уже давеча всё сделано. Макулатурщиков вызвала, они и забрали.

 

Он пошёл, придерживаясь за стенку. Возле шкафов книжных остановился, сказал, разглядывая опустевшие полки:

– И поспрашивай у соседей, может, кому телек требуется, так пусть мой забирают.

– Помирать собрался что ли?

– Ага, как же. У меня жизнь только начинается!

 

Проголосуйте
за это произведение

Русский переплет

Copyright (c) "Русский переплет"

Rambler's Top100